– Что значит «почти»? – воскликнула Жанна Сергеевна – Ты цел? – И она принялась стаскивать с моих плеч некогда бежевый, а ныне пятнистый от грязи плащ. Словно бы хотела убедиться, что под плащом все мои руки-ноги на своих местах. И что я не скрываю от нее пулевой дырки в боку, размером с кулак.

– Цел без всяких почти, – поспешил уточнить я. – Кровь на мне чужая, а грязь – из «Олимпийца». Совсем не подметают там лестницы. Предпочитают нанять лишнюю пару гоблинов для охраны, чем одну простую уборщицу. А так вроде серьезные, интеллигентные люди… – Юмор мой носил отчасти вымученный характер, и хохмил я в основном, чтобы подбодрить птичку. На самом же деле мне было отнюдь не до шуток. Царство Снежной Королевы едва не приняло меня сегодня на постоянное жительство. Но пока я уцелел. Более того: предоставил право выкладывать теперь из льдинок слово «вечность» пятерым охотникам на себя. К черту сантименты, подумал я, тщательно хороня подальше в памяти расстрелянного Петра Петровича и его элегантных орлов. К черту. У Снежной Королевы им самое место.

Мои хохмы Жанну Сергеевну отчего-то совершенно не развеселили. Она все-таки сняла с меня проклятый плащ, взволнованно осмотрела мой костюм на предмет пулевых дыр – и лишь после этого несколько успокоилась. В жизни не видел женщины более заботливой. Наталью, например, интересовала только моя простуда, и только потому, что я мог, кашлянув, передать инфекцию. Когда же я как-то в семейном кругу пожаловался на боли в желудке, это не произвело – помню, как сейчас! – на супругу ни малейшего впечатления. Съел, наверное, что-нибудь, – равнодушно сказала она и была потом несколько удивлена, когда через день скорая увезла меня с диагнозом аппендицит. Стоило мне послушаться жену и промедлить еще хоть несколько часов – и абсцесс меня бы доконал. Об этом любезно сообщил мне потом лечащий врач. Сообщил, надо признать, не сразу, а только когда я выписывался. Чтобы, значит, до того не портить мне настроение. Сам виноват, – нравоучительно заметила по этому поводу Наталья. – Курить надо было поменьше. От курения, я читала, все болезни… Включая и импотенцию! – строго уточнила она, словно я уже давным-давно дошел до этой печальной стадии курильщика. Наверное, в этот момент я окончательно для себя решил: только развод. Иначе мне конец. Именно после выхода из больницы я и стал надежно запасать транквилизаторы, чтобы перетерпеть потоки жениных слез. И ведь перетерпел! – с чувством законной гордости напомнил я себе.

Несмотря на всю мою усталость, я деликатно уклонился от птичкиного предложения помочь и отправился отмокать в ванне без посторонней помощи. Вернее, сначала я чуть не согласился, но потом резко передумал. Помощь Жанны Сергеевны в процессе купания Якова Семеновича была бы волнующе-приятной, но чреватой. Ибо клинические последствия курения, предсказанные Натальей (чур! чур меня!), покамест еще не задели меня своим черным крылом, а потому обычная рядовая помывка с участием двух сторон непременно бы затянулась. Часа на два, не меньше, скромно уточнил я про себя. Никак не меньше. С этими мыслями я покинул ванную, переоделся во все свежее, специально припасенное птичкой, съел предъявленный пирожок. И лишь после этого набрался мужества сказать Жанне Сергеевне:

– Обмен не состоялся.

Кажется, птичка догадалась об этом, лишь только я вошел, и теперь почти не удивилась моему признанию. Тем не менее она, зябко поведя плечами, тихонько спросила:

– Они отказались?

Я вздохнул:

– Похоже, они и не предполагали отдавать мне Макдональда. Кажется, они вообще приняли меня за мелкого наемника, посланного из тридевятого царства забрать То-Не-Знаю-Что. Их, скорее, занимало, КТО меня послал…

– Они спрашивали об этом? – с тревогой поинтересовалась птичка. Возможно, она вообразила, что я обожаю направо и налево распространять сведения о своих клиентах.

Я сделал драматическую паузу, а потом сказал печально:

– Только об этом и спрашивали. Мы, дескать, и так все знаем, но все же скажите, уточните, авось нам веселее будет… Примерно в таком вот духе.

– И что же? – округлив глаза и склонив по-птичьи головку набок, допытывалась Жанна Сергеевна. Воробышек решил, будто наша главная проблема именно в том, кто из покойников и о чем спросил.

– Не волнуйтесь, Жанна Сергеевна, – проговорил я. – Какая нам, в сущности, теперь разница, что за вопросы они мне задали при встрече?

– То есть?… – непонимающим тоном спросила птичка.

Пришлось открыть карты. Все равно ведь через час она узнает из выпуска новостей недостающие подробности. Лучше уж сказать самому.

– Обмен не состоялся, и они все умерли. Все пятеро, что решили вместо ченча отнять у нас трофейную дискету задаром…

Жанна Сергеевна побледнела.

– Боже мой! ТЫ их убил, Яшенька?

Я отрицательно покачал головой:

– Даже пальцем к ним не притронулся. Честное благородное слово.

Птичка с недоверием поглядела мне в лицо. Я постарался, чтобы лицо мое ничего особенного не выражало. По-моему, у меня не получилось.

– Несчастный случай, значит?

– Ага, – подтвердил я, почти не слукавив. – Результат неосторожного обращения с оружием.

Видимо, во мне всю жизнь сидел циничный мерзавец, который мог себе пошучивать на тему смертоубийств. Или просто профессионал во мне разыгрался до неприличной степени, решив, что все ему позволено. Заткнись, кретин, сказал я своему профессионалу. Мало того что ты сегодня дал себя поймать и чуть не облажался уже безвозвратно, ты еще и корчишь из себя какого-то Джеймса Бонда. Если тебе и приходится убивать, то только в целях самообороны. И не демонстрируй девочке, какой ты крутой. Противно…

– Извините, Жанна Сергеевна, – поправился я. – Разумеется, это вовсе не случайность. Я спровоцировал перестрелку, а в «Олимпийце» это запрещено. Вот и все. Понимаете?

Птичка, как всегда, оказалась понятливой. Даже слишком.

– Спровоцировал – это как? – серьезно переспросила она. – Вызвал огонь на себя? – В ее глазах вновь блеснула тревога.

Я поцеловал ее, чтобы не отвечать. Говорить «да» означало бы снова выпускать на волю мерзавца или профессионала, щелкающих людей словно семечки. Врать и отвечать «нет» мне совершенно не хотелось. Разговаривая с Жанной Сергеевной, я почел за правило не лукавить. В лучшем случае я мог просто не сказать ей всего, что знаю, – для ее же спокойствия. По крайней мере о последних словах умирающего Петра Петровича я решил пока промолчать. Надо было обо всем крепко подумать. Что толку вновь объяснять птичке, что мы впутались в безумное дело – чем дальше, тем безумнее. Покойный посланец «ИВЫ» утверждал, что мы так и так обречены. Наверняка в его словах была правда, подробностей которой я пока не знал. Но это же давало мне, частному детективу Якову Семеновичу Штерну, известное преимущество. Если бы опасность угрожала мне в меньшей степени, я избирал бы осторожные сценарии, рассчитанные до секунды. Мишень же могла рисковать – другого выбора у нее не было. Кролик в состоянии стресса способен забить лапами удава – факт из «Популярной биологической энциклопедии». Меня, конечно, так же сильно, как простого кролика, запугать не удалось… Но своему родному адреналину не прикажешь. Поступает в кровь, голубчик, не обращая внимания на все показное спокойствие и весь дурацкий юмор с похоронным оттенком.