учинил вчера драку в поселке?

Грибков вышел перед строем.

— Что можете сказать в свое оправдание? — спросил майор.

— Ничего, — ответил Грибков.

— Тогда, чтобы избежать дальнейших инцидентов, объявляю вам неувольнение в поселок. До конца путины.

— Есть!

Теперь единственное утешение Грибкова — наряд «Часовой на пирсе». Когда ему очень грустно, он может поднести к глазам восьмикратный бинокль и увидеть поселок, где она живет. Общежитие, столовую, клуб — здесь она бывает.

Сегодня ему не повезло. «Часовой на пирсе» от него уплыл. Ничего не попишешь: служба.

После ужина — инструктаж. Проводит его сам старшина Скрабатун. Говорить старшина много не любит, его принцип — личный пример. Показать, как это делается, — другой вопрос, Скрабатуна упрашивать не надо. Инструктаж у него короткий, деловой:

— Товарищи пограничники, говорить много не буду. Нести службу бдительно, соблюдать устав, требования инструкции — все это вы знаете. Главное в нашей службе — два момента: гляди затылком и сомневайся. Для чего глядеть затылком, объяснять не буду, сами знаете, враг любит рыть землю за нашей спиной. А вот второе положение растолкую. Если задержанный — плохой человек и ты сомневаешься, тут все нормально. А если он хороший человек? Тут многие наши товарищи хлопают, образно говоря, ушами. А ты сомневайся и в этом случае. Нет, ты не гляди на него волком, не игнорируй, а сомневайся с хорошим выражением лица. Понятно? Потому что публика у нас разная бывает. Попадаются такие индивидуумы, которые одной рукой чешут у тебя за ухом (опять же образно говоря), а другой крутят дулю.

— Что крутят? — не понял кто-то.

— Дулю, — сказал Скрабатун и под общий смех показал, как это делается. — Еще вопросы есть? Вопросов нет. Разойдись!

Старшина для Грибкова авторитет. На его счету десять задержаний, такие ухищрения распутывал, что ему, Грибкову, и не снились. Медаль «За отличие в охране государственной границы СССР» имеет, разряд по самбо, штанге, стреляет — высший класс: на звук, навскидку, «по-македонски», называется. По-японски понимает, японцы называют его «господина капитана» и вежливо кланяются. И вообще мировой парень старшина Скрабатун. Песни поет. А как по-белорусски загнет что-нибудь — хоть стой, хоть падай! «Никоторые слабо просавывают ноги в бруки!» А что речь у старшины не очень интеллигентная и для слуха не всегда приятная, не беда. У других, бывает, и речь интеллигентная, и манеры, а вместо души — глухой забор. У старшины Скрабатуна душа для всех открытая.

В тот вечер, когда ему взыскание объявили, подошел старшина к нему и говорит:

— Эх, Грибков, Грибков, разве ж я тебя так учил? Что зря молотить руками, как мельница? В такой драке нужен один хороший удар — и никакого шума, а ты… А вообще правильно сделал, что за девушку заступился. Таких гадов давить надо, чтобы не размножались…

С тех пор Грибков обозревает поселок только в бинокль, когда несет службу часового пирса. Правда, была у них с Ёлкой еще одна встреча. Только о ней никто не знает, ни одна душа, кроме старшего лейтенанта Земцева. Случилось это уже после того, как майор ему взыскание объявил. Как-то старший лейтенант Земцев собрался в поселок и взял его сопровождающим. Переправились они на «Улитке» (это так шхунишку его называют) на ту сторону, старший лейтенант по делам пошел, а его на пирсе оставил дожидаться. «Увидеть бы ее хоть издали», — только подумал, глядь — она с подружками идет. Заметила его, подошла.

— Что не показываешься? Может, я скучаю.

— Служба, — отвечает он.

— А я скоро уезжаю. Вот кончится сайра, и пожелаешь попутного мне ветра, — говорит вроде беспечно, а глаза что-то грустные-грустные.

— Я думал, ты надолго.

— Разве здесь долго выдержишь?

— Другие выдерживают, и ничего. Наш старший лейтенант Земцев, например, майор…

— У них служба. А так бы бежали без оглядки.

— Нет, старший лейтенант не убежал бы. Он сюда сам приехал. По собственному желанию. Он человек, понимаешь?

— Тем более. Разве человеку здесь место?

— А ты знаешь, между прочим, Курилы ведь не от слова «куриться» произошли, не потому, что вулканов много, а от слова «кур», что по-айнски «человек» означает. Люди здесь такие жили — айны. Стало быть, острова эти человеческие. Я бы так и на карте написал: Курильские острова, а в скобках — человеческие. Кстати, наш остров тоже двойное название имеет…

— Слушай, Коля, а я и не подозревала, что ты такой грамотный.

— Да я здесь ни при чем. Старший лейтенант Земцев нам рассказывал на занятиях. Он все знает об островах.

— Это длинный такой, в кожаной куртке?

— Он самый.

— Ничего из себя.

— Ничего? Много ты понимаешь! Он японский самостоятельно выучил. И вообще человек что надо!

— Ну ладно, с твоим старшим лейтенантом все ясно. А может, мне больше охота в тебе разобраться, что ты за человек? Что мы все о других да о других!

— Вот и разбирайся, — ответил он. — Только, наверное, не придется…

— Что так? — Лицо ее вдруг стало серьезным, и в глазах зажглась тревога. А глаза у нее красивые, он только сейчас рассмотрел.

— Ты скоро уезжаешь, а мне взыскание объявили. Неувольнение до конца путины.

— За что? — спросила она и взяла его за руку.

Ответить он не успел: к ним подходил старший лейтенант Земцев…

Смена Грибкову досталась утренняя, самая беспокойная. Сегодняшний его наряд в общем-то нетрудный. Правда, наблюдательности требует, внимания. Отвлекаться здесь нельзя — можешь запросто упустить какую-нибудь мелочь, а потом эта самая мелочь загубит все дознание. Ну а главное — смотри в оба. И затылком, как учил Скрабатун.

Перво-наперво надо проверить наличие задержанных и крепко запомнить, кто где размещается, потому что, когда начнутся вызовы, разбираться будет некогда, а путаться — неудобно перед старшим лейтенантом. Рыбаки с задержанных шхун («работяги») содержатся вместе, каждая команда в отдельном помещении, а шкиперы и начальники лова («империалисты») — отдельно, и обязательно изолированно от своих команд. «Работяги» и «империалисты» — так полушутя-полусерьезно пограничники называют между собой своих подопечных здесь, в подразделении.

В одиннадцатом часу старший лейтенант Земцев вернулся из больницы от лейтенанта Логунова и тут же потребовал к себе Ямомото Тосими с той шхуны, которую привели ночью, а после допроса приказал изолировать его от команды. Значит, влип господин «империалист». Старшего лейтенанта не проведешь.

Потом отправили команду на хозработы, разгружать баржу с углем. Надо было набрать десять человек, а желающих было в три раза больше. «Работяги» ничего, народ сознательный, физический труд уважают. Оно и понятно. Грибков по себе знает. Вон была косьба давеча — душа у него радовалась и пела, наломался вволю. Другое дело «империалисты». Эти — белоручки. За едой они первые, а так — увольте: «моя болит живот», «моя болит нохи», «моя болит