Полковник подключилась к армейскому коммуникатору в чемоданчике на заднем сиденье, закрыла глаза и, оставив Квилана наедине с собственными мыслями, начала безмолвно совещаться с кем-то. Он следил за движением на дороге; в сумраке мелькали освещенные предместья города Убрент. Город выглядел лучше, чем помнилось Квилану.

До аэропорта они добрались за час. На затянутой туманом ВПП их ожидал глянцево-черный суборбитальник. Квилан хотел было коснуться полковника, сообщить ей о прибытии, но она открыла глаза, отсоединила индукционную катушку с затылка и мотнула головой в сторону судна, будто говоря: «Нам туда».

Ускорение вжало его в сиденье. Он увидел огни прибрежных городов Шерджамы, Деллеунские острова в океане, искры океанских лайнеров. Наверху ярко, не мигая, сияли звезды, невероятно близкие в призрачной тишине стратосферного полета.

Суборбитальник с ревом опустился в плотные слои атмосферы. Замелькали огни, затем аппарат плавно пошел на посадку, сбрасывая скорость. В машине, которая увезла их с частного аэродрома, Квилана сморило.

Пересаживаясь в вертолет, Квилан учуял запах моря. После непродолжительного полета в дождливой тьме летательный аппарат шумно опустился посредине большого круглого двора. Квилана отвели в уютную комнату, где он сразу же уснул.

Утром его разбудили далекие крики птиц и прерывистое гулкое буханье. Он подошел к окну, распахнул ставни и увидел безбрежное небо над сине-зеленой морской гладью, кое-где перечеркнутой пенными гребнями; в пятидесяти метрах от него и в сотне метров ниже во`лны разбивались о скалистый берег. Прибрежные утесы уходили в обе стороны к горизонту, а прямо напротив них зияла огромная сдвоенная впадина, со дна которой до моря было всего метров тридцать. Стаи белых морских птиц кружили в лучах солнца, будто клочья пены, сорванные ветром с гребней волн.

Он узнал это место. Оно было знакомо по книгам и передачам.

Юмьерские столбчатые утесы составляли часть обширной береговой линии Большой Земли, главного острова архипелага Кисточка Хвоста, длинной дугой протянувшегося к востоку от Мейорина. Отвесные скалы высотой от двухсот до трехсот метров обрывались к океану, а из моря пальцами утопленников вздымались семнадцать утесов – остатки древних природных арок, некогда сотворенных, а затем разрушенных волнами и приливами.

По местной легенде, эти утесы и впрямь были пальцами несчастных влюбленных, которые покончили с собой, бросившись в океан, потому что не желали вступать в брак с другими.

Утесы носили названия пальцев; последний в ряду, самый маленький, высотой всего метров сорок, прозвали Большим Пальцем. Остальные базальтовые колонны возносились над волнами на высоту от ста до двухсот метров и были примерно такого же размера в обхвате у основания, где о них неустанно билось море; к вершине они несколько сужались.

Четыре тысячи лет назад здесь началось строительство: по воле местного правящего семейства к ближайшему столбу перекинули деревянный мост и построили на вершине каменную крепость. Могущество клана усиливалось, крепость разрасталась, строители перешли на соседний утес, затем на следующий и так далее.

Понемногу на столбах раскинулось укрепленное поселение, соединенное цепочками мостов – вначале деревянных, затем каменных, еще позже железных и стальных, – которое стало средоточием власти, местом почитания и паломничества, а также центром образования и науки. За века и тысячелетия поселения возникли на всех столбчатых утесах, кроме Большого Пальца; впрочем, даже он целое столетие служил фортом, оснащенным тяжелыми пушками. Обитатели столбов постепенно застраивали и вересковые пустоши на побережье, тянувшиеся от края скал вглубь острова.

В Последней Интеграционной войне город, как и ряд других городов планеты, был уничтожен атомными бомбами, которые полностью разрушили один столбчатый утес, ополовинили другой и оставили на берегу кратер в форме огромной восьмерки, смявший ту часть скального плато, где располагались жилые кварталы города.

Город так и не возродился. Утесы, отсеченные от берега двойным кратером, пустовали много веков, став местом экстремального туризма и приютом для горстки отшельников и миллиона морских птиц. Одно время, в период подъема религиозных настроений, на двух столбах устроили монастырь, а потом Комитет начальников штабов объявил все столбчатые утесы учебным полигоном, и все построили заново – не восстановили только мосты на остров, – но тут Ставку перенесли за пределы планеты, и военную базу законсервировали, оставив там лишь обслуживающее подразделение.

Теперь это место стало его домом.

Квилан облокотился на парапет, глядя на белое кружево прибоя в трех сотнях метров внизу, у подножья Среднего Пальца Любовника. С высоты казалось, что волны движутся очень медленно, будто их, неведомо где возникших, утомило длительное путешествие по океану.

Здесь он пробыл уже двулунный месяц. Его обучали и подвергали всевозможным проверкам. О миссии по-прежнему не было известно ничего, кроме ее самоубийственного характера. Вдобавок его могли и не взять: выяснилось, что за честь исполнить сомнительное задание боролись еще несколько кандидатов. Он согласился – на случай, если его не выберут, – подвергнуться процедуре стирания памяти, что превратило бы его в обычного монаха Кадрасетской обители, сломленного войной.

Как правило, на половине его занятий присутствовала полковник Геджалин. Боевые искусства преподавал немногословный коренастый челгрианин по имени Уолом, покрытый рубцами шрамов, – наверняка военный или из бывших, хотя чина своего он не называл. Другого наставника звали Чуэльфьер: этот дряхлый седошерстный старик во время лекций как будто преображался, забывая о немощи и о преклонных летах.

Иногда Квилан видел военных – тех, кто постоянно жил на базе, – а также немногочисленную прислугу и даже Ослепленных Невидимых, которые в годы Войны Каст сохранили верность старым обычаям.

Занимаясь своими делами, Ослепленные (верхнюю половину их лиц закрывали зеленые повязки – символ сословной принадлежности) легко и свободно передвигались по утесу, что свидетельствовало о давней привычке и умелом использовании эхолокации: звонкие щелчки когтей отражались от бетонных конструкций и пустот в камне. Здесь, на головокружительной высоте над океаном и скалами у подножья утеса, Ослепленным приходилось всецело полагаться лишь на надежность стен и неизменность архитектурных сооружений.

С утеса Квилана не выпускали. Он подозревал, что на других утесах военной базы, соединенных длинными прочными мостами, проходят аналогичный отбор его неведомые соперники и кому-то из них, может быть, повезет.

Он поднес к лицу ладонь, посмотрел на выпущенные когти. Вытянул руку, повернул ее так и эдак. Теперь он набрался сил, нарастил мускулы. Неужели для успеха миссии так важно пребывать на пике физической формы или же армия – или те, кто стоят за этим проектом, – тренирует его на всякий случай?

На обращенной к океану стороне утеса находился круглый строевой плац, с боков ничем не огороженный, а сверху прикрытый навесом из белых полотнищ, будто старомодными парусами. Здесь Квилана обучали фехтовать, стрелять из арбалета, пользоваться огнестрельным оружием и ранними моделями лазерного, а кроме того наставляли в применении как изощренных, так и грубых приемов боя на ножах, когтях и зубах. Ему дали понять, что рукопашный бой с представителями других рас может отличаться от привычного, но развивать эту тему не стали.