Карли охватили противоречивые чувства. Как молодая особа, питающая симпатию к Райану, она была удовлетворена его словами и очень хотела верить ему Но как опытный юрист, Карли знала, что подобные заявления нельзя принимать на веру, пока отсутствуют неопровержимые факты, подтверждающие их.

– Давайте вернемся к Билли Хоупвеллу, только сформулируем вопрос по-другому. Как получилось, что он влип в эту грязную историю, хотя рядом с ним постоянно находился его старший товарищ и наставник Райан Макманн? Вы же занимались с Билли, помогали ему, следили за каждым его шагом!

– Я не следил за каждым его шагом! Но чувствовал: с парнем что-то неладно. Догадывался, что он попал в какую-то историю и над ним сгущаются тучи. Билли был постоянно испуган, дергался, опасливо озирался, вздрагивал при каждом шорохе. Я много раз пытался поговорить с ним, но вы ведь знаете, что вытянуть из него слово было трудно, а уж заставить членораздельно объяснить, в чем дело, и вовсе невозможно. На мои наводящие вопросы он что-то мычал, иногда, заикаясь, произносил несколько слов… Однажды Билли даже сказал несколько фраз насчет своей матери, которая не одобрила бы его поведения и очень огорчилась бы… Но это все было до того, как по тюрьме распространились слухи о связях молодых заключенных с местными женщинами. И о деньгах, получаемых парнями от этих женщин.

У Карли возникали все новые и новые вопросы. Почему Райан не пытался помочь Билли по-настоящему? Не поделился своими сомнениями и опасениями насчет Хоупвелла с кем-нибудь из администрации тюрьмы? Почему слушал сплетни и хранил молчание вплоть до сегодняшнего дня, когда она вынудила его признаться?

Почему? Наверное, потому, что Макманн не доверял и не доверяет юридической системе и ее представителям. Боялся, что его не освободят досрочно, а Билли продлят срок заключения? Видимо, да.

– Сначала я не прислушивался к сплетням и разговорам молодых заключенных, – продолжал Райан. – Но это все равно доходило до меня. Отовсюду доносился похотливый шепоток, смех. Молодые парни говорили о женщинах, живущих и работающих в городе и, в частности, на базе, делились наблюдениями, впечатлениями. Дважды в неделю мне приходилось слушать это, поскольку я приезжал в тюрьму заниматься с Билли и другими заключенными. Парни рассказывали, как эти дамочки, надев коротенькие шорты, играют в гольф или в облегающих брюках катаются верхом. Вспоминали секретарш в мини-юбках, выходящих курить в обеденный перерыв на свежий воздух, женщин-офицеров, в свободное от службы время прогуливающихся по улицам, их легкомысленные наряды – узкие юбочки и маечки, стройные ножки…

Услышав это, Карли почувствовала острое раздражение. Райан прав: женщины, жены военных, женщины-военнослужащие не должны в столь легкомысленном виде разгуливать по улицам даже в свободное от службы время, особенно если на территории военной базы расположена тюрьма! Но делиться этими соображениями с Макманном она, разумеется, не сочла нужным. Сейчас важнее всего продолжить беседу, не позволить Макманну замолчать и замкнуться в себе.

– По-моему, для молодых мужчин, вынужденных долгое время обходиться без женщин, вполне естественно мечтать о них, фантазировать, – заметила Карли.

– Вы думаете? – усмехнулся Райан. – Что ж, возможно, вы правы, хотя… – Он замолчал.

– Хотя что?

– Ну… вот я, например, почти свободный человек и могу ходить куда хочу, однако…

– Договаривайте, Райан!

– Однажды я случайно увидел вас, вы шли по Ченнал-Серкл, направляясь к одному из академических зданий. Солнце садилось, и вдруг его последние яркие лучи осветили ваши волосы, и они вспыхнули, точно пламя. Я до сих пор помню, как это взволновало меня, и сейчас, рассказывая об этом, я тоже волнуюсь.

Пристальный взгляд Райана скользнул по лицу Карли, затем переместился ниже, и она напряглась, а сердце часто и гулко забилось.

– Вы были в туфлях на высоких каблуках, двигались удивительно грациозно, и я тогда подумал: как можно так легко ходить в туфлях на высоких каблуках?

– И о чем еще вы подумали?

– О том, как было бы прекрасно посадить вас к себе на колени и погладить ваши стройные ноги. Я… я и сейчас мечтаю об этом.

Карли опустила голову, боясь признаться и себе в том, как часто думала о нем, вспоминала его мускулистую фигуру, представляла, как сильные руки Райана ласкают ее. Но выдать свои чувства сейчас было бы безумием. Нет, Макманн не должен знать о том, что он ей небезразличен! Райан – свидетель по делу об убийстве, которое она расследует, вот и все! И его признание, неуместное в данной ситуации, лишь осложнит и запугает их и без того непростые отношения. Изобразив равнодушие, Карли холодно спросила:

– Скажите, а когда в тюрьме начались все эти разговоры о женщинах, поползли слухи об их связях с заключенными?

Разочарованный, Райан молчал, понимая, что зря так разоткровенничался с этой женщиной. Зачем? Она все равно не поймет и не оценит его чувств! Сколько раз он убеждал себя забыть о Карли, вытеснить ее из сердца, и иногда казалось, что ему удалось справиться со своими эмоциями, однако нет. Райана так сильно влекло к Карли, что он и сейчас едва подавлял желание прижаться к ее губам. Но он дал Карли слово никогда больше не прикасаться к ней и не целовать даже запястье…

– Сплетни и разговоры начались около трех месяцев назад, – потупив взгляд, ответил Райан. – Я хорошо это помню. Стояли короткие зимние дни. Я приехал в тюрьму заниматься с заключенными. Когда урок закончился, я вышел из образовательного центра и увидел Гатора Бернса. Он окликнул меня, но я не хотел вступать с ним в разговор. Но Гатор настойчиво просил уделить ему несколько минут. Я остановился и спросил, что ему нужно. И тут Бернс завел со мной разговор о так называемом клубе. Взгляд его был похотливым, маленькие глазки бегали, губы растягивались в ухмылке… Так вот, по словам Гатора, членами этого клуба были молодые женщины, жившие на территории базы. Они встречались с заключенными и платили им за доставленное удовольствие. Услышав об этом, я резко оборвал Бернса и заявил, что меня подобные дела не касаются. Он усмехнулся и сказал, что эти молодые особы мечтают о знакомстве с бывшим знаменитым хоккеистом. Одни из них слышали обо мне, другие видели меня и хотели познакомиться поближе. Как-нибудь вечерком на природе или где-то еще. По словам Бернса, эти богатые дамочки платили парням приличные баксы. Я собирался уйти, но Бернс схватил меня за рукав и стал уверять, что мне незачем бояться встреч с этими женщинами, поскольку они не какие-нибудь дешевые шлюхи, всегда готовые за двадцать долларов переспать с кем угодно. Дамы эти приличные, чистые, с ними проблем не будет. Очень сексуальные, горячие, ненасытные, и если я согласен, то Гатор устроит мне встречу с одной из них.

– А когда вы заподозрили, что Билли Хоупвелла заставили… развлекаться с участницами этого клуба?

– Я не думал и сейчас не думаю, что Билли кто-то заставлял встречаться с этими женщинами. Билли, хоть и умственно неполноценный, был хорошо развит физически и, конечно, тянулся к женщинам. Мне кажется, он побаивался только сначала, а потом вошел во вкус. Ему нравилось доставлять удовольствие женщинам и самому получать его. Так что… нет, никто не принуждал его встречаться с теми дамами!