Самой Нэн это описание ужасно нравилось. На нее снизошло вдохновение, она бы говорила и говорила целые часы напролет, но все, что от нее требовалось, — это уговорить второй «игрек» что-то предпринять! А пока что все просто смотрели на нее…

— И поэтому наш мир должен был оказаться просто полосой в радуге в другом, правильном мире. Но получилось иначе. И я вам расскажу, почему так вышло, может, тогда мы все вместе сумеем это как-то исправить. Я уже сказала, что Гай Фокс был неудачником, но вся беда в том, что он это знал, поэтому страшно нервничал: ему отчаянно хотелось раз в жизни сделать что-то как следует и взорвать-таки Парламент! Он перебирал в мыслях все, что могло ему помешать: его предадут, порох отсыреет, свечка потухнет, фитиль не загорится… Он все продумал, предусмотрел все случайности, которые создают радужные полосы «почти одинаковых» миров. И вот среди ночи он так распереживался, что пошел и поджег фитиль — просто ради того, чтобы убедиться: да, он горит. Он не подумал, что пятое ноября — день, когда все это произошло, — это последний день Ведьминой недели, когда в мире скапливается столько магии, что происходят самые странные события…

— Кто-нибудь, заткните девчонку! — проревел инквизитор Литтлтон.

Чарлз подскочил от неожиданности. Все это время он сидел, пытаясь разобраться в своих чувствах: он опять словно бы раздвоился, только внутренне, так, что этого не было видно, — половина его попросту потеряла голову от страха, словно бы была заживо погребена в визжащем замкнутом отчаянии. Вторая половина здорово разозлилась — на Крестоманси, мисс Кэдвалладер, второй «игрек» и инквизитора Литтлтона — словом, на всех вокруг.

А когда внезапно раздался громкий грубый голос инквизитора Литтлтона, Чарлз посмотрел на него. Это был коротышка с глупой рожей, в синем костюме не по размеру, и он просто обожал арестовывать ведьм и колдунов.

Неожиданно для себя Чарлз снова вспомнил «своего» колдуна — толстяка, который страшно удивился, что его действительно жгут. И вдруг понял, чему тот удивлялся: тому, что такое ничтожество, такой очевидный дурак, как инквизитор Литтлтон, властен его сжечь. И все это было неправильно с начала и до конца!

— Ну давайте же! — взмолилась Нэн. — Как вы не понимаете? Когда Гай Фокс зажег фитиль, получилась новая радуга возможностей! В нашем настоящем мире, в котором нам полагается жить, фитиль сразу потух, а с Парламентом ничего не случилось. Ведь когда фитиль загорелся, могло случиться все, что угодно: часовой учуял дымок, Гай Фокс залил огонек водой, или произошло нечто такое, отчего мы живем так, как живем. Ну, например, Гай Фокс затоптал огонек, но не заметил крошечной искорки, и вот фитиль все горел, огонек полз к бочонкам с порохом…

— Я же просил заткнуть девчонку! — вопил инквизитор Литтлтон.

Обе половины Чарлза снова слились воедино. Чарлз смотрел то на инквизитора, то на Крестоманси. Крестоманси утратил свою элегантность. Лицо у него побелело и осунулось, а костюм пошел некрасивыми складками, словно внутри никого не было. Чарлз разглядел даже капельки пота на лбу. И тут он понял, что Крестоманси невероятным усилием остановил целый мир, чтобы Нэн успела уговорить второй «игрек» объединить колдовские силы и изменить порядок вещей.

Но второй «игрек» по-прежнему сидел как сборище истуканов. Именно поэтому инквизитор Литтлтон снова принялся орать. Он был из тех людей, которых просто-таки невозможно заставить молчать, и Крестоманси пришлось отпустить его, чтобы получить возможность держать всех остальных.

— Да заткнись же! — рычал инквизитор.

— Бабах! — продолжала Нэн. — И вот Парламент взлетел на воздух, но в здании никого не было. Этим бы все и кончилось, тем более что сам Гай Фокс остался жив. Но помните — была Ведьмина неделя! Взрыв привел к гораздо большим разрушениям. Этим взрывом целую радужную полосу, в которой мы находимся, вместе со всей окрестной магией откололо от мира — вроде длинной цветной щепки. Но эта щепка откололась не полностью. Она обоими концами держится за остальную радугу — до сих пор держится! А мы можем прилепить ее обратно, но для этого надо сделать так, чтобы взрыва никогда и не было. Поскольку сегодня Хеллоуин, то магия кругом даже сильнее обычного…

Чарлз увидел, что Крестоманси начинает дрожать. Похоже, он выдохся. У него просто не осталось сил на то, чтобы прилепить отколовшуюся щепку обратно к нужному миру. Чарлз вскочил. Он хотел извиниться. Ведь ясное же дело, такой могущественный маг, как Крестоманси, мог попросту взять и исчезнуть, едва появился инквизитор Литтлтон. А Крестоманси решил остаться и помочь им. Но извинения могут и подождать. Чарлз понял — пора действовать, а благодаря Нэн твердо знал, что именно предпринять.

— Сидеть, мальчишка! — проскрежетал инквизитор Литтлтон.

Чарлз пропустил это мимо ушей. Он кинулся по проходу и схватил Саймона Силверсона за блейзер.

— Саймон! Что сделал Гай Фокс? Говори, быстро!

Саймон вытаращился на Чарлза. Он замотал головой, показывая на рот.

— Ну давай! Говори, кретин! — закричал Чарлз и крепко потряс Саймона.

Саймон сжал губы. Он боялся говорить… Это было как страшный сон.

— Скажи, что сделал Гай Фокс! — заорал на него Чарлз.

Он отпустил Саймона и стал бомбардировать его магией, чтобы заставить открыть рот, но Саймон только тряс головой.

Нирупам тоже догадался.

— Саймон, говори! — взмолился он.

И тут весь второй «игрек» сообразил наконец, чего добивается Чарлз.

Все повскакали с мест и принялись кричать на Саймона: «САЙМОН, ГОВОРИ!» Мистер Уэнтворт тоже кричал, к нему присоединился голос Брайана. Магия хлестала Саймона немилосердно, даже Делия и Карен тоже кричали на него. Нэн присоединилась к хору, а внутри у нее так и клокотало от гордости и восторга. У нее все получилось, она добилась того, чего хотела, попросту описав это словами! И правда ничуть не хуже колдовства!

— САЙМОН, ГОВОРИ! — кричали все. Саймон открыл рот.

— Я… Ну отстаньте же! — Он ужасно перепугался, представив себе, что может случиться, но стоило ему заговорить — и сопротивляться хлеставшей его магии он уже не мог. — Он… Он… Гай Фокс взорвал Парламент!!!

Все кругом немедленно подернулось рябью. Было так, словно весь мир превратился в огромный занавес, свисавший складками, и каждая складка колыхалась — вперед-назад, вперед-назад. Рябь побежала по партам, по окнам, по стенам, по людям… Все трепетали. Их тянуло во все стороны и снова бросало в дрожь, пока не показалось, что каждого вот-вот разорвет в клочки. Рябь стала такой сильной и резкой, что можно было заглянуть внутрь складок.

Какое-то мгновение на внешней стороне складок был прежний, знакомый класс, на одной складке с мисс Кэдвалладер стояли инквизитор и двое громил, а на соседней виднелся Крестоманси. А внутри складок были самые разные места.

Чарлз понял, что, если он хочет извиниться перед Крестоманси, лучше не откладывать. Он обернулся и открыл было рот, но тут складки разгладились, и все стало совсем по-другому.