– Ой, – сказал он так, будто ошибся дверью, его шепот был похож на перезвон деревянных китайских бирюлек, а сбивчивый, извиняющийся тон никак не соответствовал его внешности, – не подскажете, где здесь вход в кинотеатр?

– С торца здания, – подсказал я, а сам подумал: что делает этот мавр в толпе, среди делегатов всемирной ассамблеи, да еще на неделе японско-корейского кино, что может быть менее сочетаемым, чем японско-корейское, чем мавр с европейскими манерами?

К слову, мы с моей очередной пассией тоже собирались на этот фильм новомодного японского режиссера.

– Хорошо, – кивнул головой мавр, а сам, еще раз взглянув на автоматы, наверное, подумал, что на самом деле ничего хорошего нет. И этот его грозный взгляд показался мне тяжелым, как гроздья винограда. И как же он не сочетался с красными корсарскими шароварами, пестрой жилеткой, малиновым кушаком, татарской тюбетейкой. Не хватало разве что вазы в японско-китайском стиле.

Второй раз я его увидел в толпе у открытых дверей кинозала. Я уже кажется говорил, что был с девушкой – студенткой Института искусств. Мне было удобно пригласить ее на свидание в кинотеатр, где я, можно сказать, работал, – пусть она считает себя интеллектуалкой и искусствоведкой, но я тоже не дурак и бегать за ней по консерваториям не намеревался.

– Смотри, – сказал я, – самый настоящий мавр.

Мы всегда садились в последнем ряду для поцелуев, чтобы, оставаясь незамеченными, иметь возможность обсуждать других.

– Да, похож, – сказала девушка.

– Надо будет подойти к нему после фильма, и непременно в тюбетейке.

– Зачем?

– Увидишь, – шепнул я, и тут свет погас и начался фильм.

Это был скучный фильм под названием то ли “Шум моря”, то ли “Старик и море”. Сплошная лирика при полном отсутствии действия. Как и положено в высоком японском искусстве. Фильм был построен на диссонансе длинных, тягучих медитативных сцен и таких же медитативных, красивых, но максимально коротких сцен, промелькнувших после смерти героя. Мол, цените жизнь, пусть даже она кажется вам скучной, умейте наслаждаться, ибо после смерти вам мало что останется.

Вот я и старался наслаждаться. После фильма поравнявшись с мавром и сжав ладонь в кулак, я вместо “Но пасаран” громко выкрикнул “Аллах акбар”. Мавр посмотрел внимательно, как смотрит доктор на пациента с клинической патологией. От его взгляда мне опять стало не по себе, зато моя очередная безумная выходка понравилась девушке-интеллектуалке. Она даже прыснула в кулачок от смеха.

7

За любое сумасбродство молодости приходится платить. Даже походы в ночные клубы не проходят даром. Они затягивают тебя в свой круговорот, и в какой-то момент ты понимаешь, что “подсел” и уже не можешь без этой транс-попсы, без световых рыбок, скользящих по твоему телу, без яркого луча всевидящего ока, вдруг пронзающего глубины танцпола и высвечивающего глубочайшие инстинкты, темную сторону человека. И что тебе это нужно еще и еще.

Когда же настало время сдавать экзамены, я ровным счетом ничего не знал. Поистине, лучше бы уж я “подсел” на знания.

На что я надеялся, не на логику же, идя на экзамен по логистике? Лекции по этому предмету я за семестр не посетил ни разу. А может быть, я надеялся на вечное русское “авось” и пиратский “абордаж”. Но когда я увидел профессора логистики, у меня от неожиданности побежали мурашки по спине.

Это был тот самый мавр – случайный гость моего игрового зала. Так уж получилось, что после инцидента я встречал его где только мог. Он попался мне на глаза в День города, идущий один против толпы. Как упрямый челн против волн. Такого на абордаж не возьмешь.

Его белая свободная рубаха до пят колыхалась, как борта парусника на волнах. Я видел его в казино, где он высокомерно улыбался острыми, как кривая сабля, зубами и презрительно рассматривал окружающих. В ночном клубе он шел, расталкивая могучими плечами беснующуюся молодежь. И его глаза в темноте сверкали, как узумруды на рукояти этой сабли.

Где-где, а здесь, на собственном экзамене, да еще в качестве профессора логистики я его увидеть не ожидал. Похоже, он специально искал своих студентов в увеселительных местах, чтобы потом их наказать. И для исполнения сурового приговора оделся подобающим образом: красные штаны, белая полотняная рубаха, кожаные “казаки”.

– Аллах акбар, – тихо сказал он, раскрывая мою зачетку и обращаясь явно не ко мне. А когда в его руке лезвием кинжала блеснула рукоять авторучки, всякая надежда рухнула.

Да, экзамен я провалил. Но я слышал от знакомых, что с Мавром вполне возможно договориться о переэкзаменовке. Желая скорее проверить, не возненавидел ли он меня, я подошел к “логисту”.

– Что тебе? – надменно спросил он.

– Хочу попросить у вас личное задание, чтобы получить зачет и допуск к экзамену.

Профессор подумал и сказал:

– Хорошо, ты получишь задание, ибо шанс дан каждому. Завтра, хотя нет, лучше в воскресенье ты позвонишь мне, и мы договоримся, когда я передам тебе книгу, которую ты должен будешь внимательно прочитать.

– Хорошо, – обрадовался я. Нет ничего проще, чем прочитать одну книгу за неделю, а потом пересказать ее. Память у меня неплохая, да и читаю я достаточно быстро.

– Рано радуетесь, молодой человек, – улыбнулся Мавр.

– Уж не Коран ли это? – вырвалось у меня.

– Нет. Но не проще, чем Коран, – заметил Мавр. – Эта книга – художественная история жизни одного из финикийских пиратов эпохи великих халифов, она очень похожа на вашу незатейливую историю жизни. И если вы думаете, что это чтиво – легкая прогулка под парусом при попутном ветре, то глубоко заблуждаетесь.

– Я ничего такого не думал, – промямлил я в свое оправдание.

– Ровно через неделю я назначаю вам переэкзаменовку. Можете считать, что это ваш последний шанс. Конечно, формально вы еще можете пересдавать с комиссией, но будьте уверены, что это вам мало поможет. Наша кафедра очень дружна, и члены возможной комиссии многим обязаны мне, впрочем, как и вы за еще один предоставленный шанс… – профессор углубился в бумаги, что означало: аудиенция окончена.

8

Ничего, я справлюсь, думал я, подходя к дому Мавра в воскресенье. Конечно, на какое-то время придется отказаться от походов в кино, отменить все свидания, если, конечно, книга будет толстоватой.

И вот я уже стою у двери Мавра и давлю на звонок. И звонок, как ни странно, звенит.

– А, это вы, – сказал профессор, – к сожалению, я не могу уделить вам и пяти минут. Держите книгу и помните: я буду спрашивать по всем морским путям, по всем городам и предместьям, посещенным корсаром, и спрашивать, почему он выбрал именно этот пункт в каждом конкретном случае.

– Хорошо, – как можно более покорно и скромно, потупя взор, соглашался я: мол, исправляюсь потихоньку.

– Кроме того, на вас накладывается и нравственная сторона. Вы должны будете внимательно прочитать все споры корсара с философом-богословом.