Медицинские споры об угрозах байки являлись частью более общей полемики по поводу рисков, связанных с бытом рабочего класса. Проблема безнадзорных детей рабочих, сгоравших насмерть, пока их матери работали вне дома, стояла столь остро, что для ее решения приняли новые законы. Это произошло в условиях, когда правительство обеспокоилось общим уровнем здоровья нации накануне призыва в армию и в ситуации поражения в англо-бурской войне. Работающих матерей рассматривали как инструмент воспитания здорового потомства, и жилые помещения попадали под все более пристальный контроль и надзор общественных и филантропических организаций[506]. Эта обеспокоенность являлась частью социального сдвига 1860-х годов. Случаи смерти детей, которые раньше считались трагическими случайностями, стали «приписывать материнской халатности». По этому вопросу даже были собраны статистические данные[507]. С детьми из среднего класса, за которыми присматривали гувернантки или няни, несчастные случаи происходили гораздо реже, но работающие матери вынужденно оставляли детей дома одних или под присмотром старшей сестры или брата.

Еще одним фактором, повышавшим смертность детей от огня, можно назвать отсутствие каминных решеток. В маленьких тесных домах рабочих, где приготовление пищи происходило на открытом огне или горячих углях, домашние каминные решетки не позволяли детям подходить к источнику огня слишком близко, но они были слишком дороги для семьи у черты бедности. Правительственный циркуляр, выпущенный в 1901 году, извещал: «В течение 1899 и 1901 годов были произведены расследования обстоятельств смерти 1684 детей младшего возраста, погибших от ожогов, и в 1425 случаях выяснилось, что огонь, вызывавший ожоги, не был отгорожен решеткой»[508]. Статья 15 Закона о детях, принятого в 1908 году, предписывала штрафовать семьи, в которых дети сгорали из-за отсутствия в доме каминной решетки[509]. Однако на скорбящих матерей, которым сочувствовали присяжные заседатели и иногда даже судьи, штрафы налагали редко. Все же сочетание огнеопасной одежды и открытого огня несло смерть, и ряд особых комитетов и комиссий коронеров опубликовали отчеты об «Опасности, которую представляет использование байки для пошива одежды». Они опрашивали судмедэкспертов, производителей ткани и медицинских работников. В отчете от 1910 года, несмотря на заявление, что «женщина или ребенок, чьи юбка или халат попадают в огонь, с большой долей вероятности получат смертельные ожоги», комиссия признавала, что «не в силах предложить какой-либо законопроект», потому что «проблема с течением времени может решиться сама собой»[510]. В 1911 году в годовых отчетах Главного регистрационного бюро смертям от возгорания байки была посвящена отдельная колонка, хотя по-прежнему находились скептики, утверждавшие, что пресса преувеличивает масштабы проблемы. Автор статьи «Мнимая опасность возгорания» в лондонской The Times преуменьшал степень опасности, напоминая читателям, что лишь «73 и 67 детей» погибли от ожогов из-за загоревшейся байки в 1912 и 1913 годах соответственно – современным читателям такие цифры покажутся чудовищными[511]. Попустительское отношение представителей органов власти, большей части производителей текстильных товаров и торговых предприятий, к сожалению, напоминают позицию общества в отношении других производственных рисков, в том числе отравлений ртутью в шляпном производстве и смерти Матильды Шуэрер от отравления мышьяком почти за полвека до описываемых событий.

Уильям Генри Перкин-младший (1860-1929) был старшим сыном знаменитого химика, изобретшего в 1856 году анилиновый краситель мовеин. Как и отец, он посвятил себя органической химии. Около 1900 года его наняли для работы в компании Messrs Whipp Bros & Tod, одной из крупнейших фирм по производству хлопка в Манчестере, поскольку владельцы опасались, что самый доходный их продукт может быть запрещен. Возмущение общественности началось еще в 1898 году, когда коронер из Манчестера Сидни Смелт объявил, что родители должны тщательно присматривать за детьми и стараться не одевать их в одежду из байки, «которая была почти так же опасна, как порох, если на нее попадала искра». Перкину предстояло решить сложнейшую, почти алхимическую задачу: превратить хлопок в ткань со свойствами и безопасностью шерсти. При этом химическая обработка не должна была делать ткань жесткой на ощупь, снижать износостойкость, изменять цвета или рисунок на ткани и не должна была содержать ядовитые вещества – мышьяк, сурьму или свинец. Кроме того, предполагалось, что вещество для обработки будет стойким и не смоется после пятидесяти и более стирок щелочным мылом или же в только появившихся в продаже механических стиральных машинах. Наконец, оно должно было быть достаточно дешевым, чтобы его могли себе позволить потребители из рабочего класса[512].

По свидетельству лаборанта Перкина, для того чтобы решить поставленную задачу, им пришлось провести более 10 000 опытов. Ученые испытали практически все известные науке соли, включая ферроцианиды, арсенаты, антимонаты и плюмбаты, несмотря на их ядовитость, и пришли к выводу, что оловянные соли одновременно делали ткань огнестойкой и не растворялись в воде. Итоговый технологический процесс состоял в пропитке текстильного материала раствором оловяннокислого натрия, нагревании и пропитывании раствором сульфата аммония. Чудесным образом такая обработка делала ткань и мягче на ощупь, и прочнее. Процесс можно было применять и к другим видам ткани, например тонким хлопковым муслинам и кружевным занавескам, часто становившимся причиной домашних пожаров. Проблема заключалась в том, что олово само по себе было очень дорогим, но уже через несколько лет Messrs Whipp Bros & Tod выпустили в продажу свой новый товар под торговым названием «Негорючая байка доктора Перкина» (Dr. Perkin’s Non-Flam). Химик представил свое изобретение на восьмом Международном конгрессе по прикладной химии. Гвоздем его выступления в Городском университете Нью-Йорка были пиротехнические опыты с подъюбниками: