Кто она — не спрашивайте, не скажу. Когда ребенок немного окреп, мы перевели его на искусственное вскармливание.

— С первым эпизодом все понятно. Давайте вместе попробуем разобраться, что же сегодня произошло?

— У меня даже предположений нет. Я не могу представить, кому мог понадобиться безродный мальчик.

В кабинет вошел озадаченный Демидов. Он хотел что-то высказать Воронову, но посмотрел на побледневшую Ооржак, изменился в лице, стал серьезным. Ничего не объясняя, сел за свой стол, набрал номер внутреннего телефона, пригласил оперуполномоченного Зорина, до милиции работавшего врачом «скорой помощи». Зорин с первого взгляда понял, что Ооржак держится из последних сил.

— Голова кружится? — спросил он, заглядывая в уцелевший глаз потерпевшей. — Сознание не меркнет? Разденьтесь до пояса, я осмотрю ребра.

— Меня тошнит, и внутри все жжет, — сказала женщина, снимая кофточку. — Такое ощущение, что при каждом вздохе внутренности скрипят.

Зорин ощупал реберную дугу Ооржак, велел одеваться.

— У гражданки сломаны два ребра. Возможно повреждение внутренних органов. В любом случае ее надо немедленно доставить с больницу. Вызывайте «Скорую помощь», пока ей плохо не стало.

— «Скорую»? — ужаснулся Демидов. — Ты представляешь, о чем говоришь? Как мы врачам объясним, что у нас в управлении оказалась избитая женщина? Врачи в истории болезни напишут, что ее с переломами ребер доставили из краевого УВД. Служебную проверку проводить надо, устанавливать, почему мы травмированную женщину повезли в милицию, а не в травмпункт.

— Володя, ты понимаешь, что она может отдать концы в любой момент? — разозлился Зорин. — Сам выбирай, что лучше: покойница в твоем кабинете или запись в истории болезни.

— Я пока помирать не собираюсь, — подала голос Ооржак. — У меня просто внутри что-то скрипит, а так-то я еще ничего. Отлежаться надо, и все пройдет.

— Вызывайте «Скорую», — решил прекратить препирательства Воронов. — Мы с Ооржак выйдем на крыльцо, будем дожидаться врачей там. Формально ее заберут с улицы, а не из управления.

— Хоть какой-то от тебя прок есть! — недобро усмехнулся Демидов. — Идите, ждите врачей на крыльце.

Тувинка и Воронов вышли на улицу. «Скорая помощь» приехала на удивление быстро.

— Вы родственник? — спросила Виктора врач.

— Сын.

Врач не уловила сарказма в ответе русского парня.

— Садитесь с нами, по пути расскажете, что с вашей мамой произошло.

— Потеряла сознание, упала на угол стола, — сказал Виктор первое, что пришло на ум.

Посвящать медиков в запутанную историю с младенцем, которого уже второй раз похищают, Воронов не решился.

«Если Ооржак захочет, то пускай сама про налет рассказывает, — решил он. — Врачи вряд ли поверят в историю с падением, но это будет уже не мое дело».

В приемном покое городской больницы Воронов и потерпевшая на какое-то время остались одни.

— Я так и не понял, — сказал Виктор, — зачем надо было инсценировать похищение?

— Если бы Алексеева не допустила милицию до расследования кражи ребенка, то все прошло бы гладко, без сучка без задоринки. Родственники Алексеевой поверили бы, что ребенка похитили для бездетной пары, и шума поднимать не стали. Через месяц Алексеева вернулась бы в общежитие, подругам объяснила, что сына забрали ее родители. Исчезновение младенца, как камень, попавший в пруд, вызывает круги на воде. Первый круг — родственники Алексеевой и ее близкие знакомые. Им надо было бы преподнести максимально правдоподобную историю. Лучше всего подходило похищение. Второй круг — это знакомые, им можно было скормить все что угодно. Третий круг — это посторонние, им можно было ничего не объяснять. Я не знаю, каким образом в мои планы вмешалась милиция, но в день «похищения» младенца я не допустила ни одной ошибки.

— Дело случая! У Алексеевой оказался инициативный родственник. Он привлек к расследованию меня. Я нашел шарф. Дальше было дело техники, но Алексеева держалась, лгала до последнего. Не знаю, как она теперь посмотрит мне в глаза.

— Зачем она тебе? Оставь девчонку в покое, ей и так досталось…

Дежурная медсестра не дала Ооржак закончить мысль, увела в кабинет первоначального осмотра. Воронов не стал дожидаться результатов обследования потерпевшей и поехал в школу.

Через день он появился в краевом УВД. Демидов был спокоен и даже весел. Чувствовалось, что навалившиеся разом неприятности миновали и он снова стал самим собой — лучшим оперативником Дальнего Востока. Умным, рассудительным.

— Ооржак прооперировали, ее жизни больше ничего не угрожает, — сообщил он. — Налетчики не объявились. Кто они и что с ребенком, я не знаю и не хочу знать. «Соседи» себя не проявляли, так что, по всей видимости, их интересовал кто-то другой в подъезде. Пронесло, одним словом! Тучи развеялись, можно жить дальше.

Демидов снял очки, начал тщательно протирать линзы.

— У меня есть для тебя две новости, — продолжил он. — В твоей помощи мы больше не нуждаемся. Федореев распорядился, чтобы тебя больше на вахте не пропускали без специального разрешения.

Демидов вернул очки на место, неприязненно посмотрел в глаза Воронову:

— А сейчас — до свидания! Я занят. У меня много работы.

Виктору не надо было повторять дважды. Он выложил на стол ключ от кабинета Демидова, сухо кивнул на прощание и навсегда покинул краевое управление милиции.

На улице он остановился.

«Изгнание состоялось! — подумал Воронов. — Вместо благодарности за год совместной работы меня выставили за дверь, как напакостившего квартиранта. В чем моя вина? В том, что хотел отыскать похищенного ребенка? Что в этом незаконного? Если бы я его нашел, то был бы на коне. Но обстоятельства сработали против меня, и я остался в дураках, с клеймом неудачника. Ну и черт с ним! Давно надо было от этой затеи отказаться. Такова, наверное, судьба сына Алексеевой, что он никому не нужен: ни матери, ни милиции, ни родственникам. Мне он тоже не нужен. Все! С младенцем и его розыском закончено. Кому надо, — тот пускай и ищет его, а я — пас! У меня в школе дел полно. Я в Хабаровск учиться приехал, а не преступления за местных оперов раскрывать».

28

Наступил март. На улице потеплело. Проталины еще не появились, но пронизывающие ветры уже стихли. Солнце, поднимая настроение, стало светить ярче.

Воронов с головой погрузился в учебу. Временами у него появлялся зуд практической деятельности, тянуло в Управление уголовного розыска, но Виктор знал, что пути назад нет, и давил в себе тягу к приключениям, как мог. На радость Архирейскому он написал новую работу по социологии наркомании, в которой подробно исследовал взаимосвязь климатических условий Дальнего Востока и всплеск «натуральной» наркомании, то есть наркомании, основанной на употреблении мака и марихуаны.

Беда подкралась незаметно. В четверг, на второй