Определив характер перелома, Михаил начал выправлять кости. Это не вывих, а потому одним четко выверенным движением не управиться. Тут нужно аккуратно, так, чтобы не навредить еще больше. Боль при этом будет адская. Глядишь и сердце не выдержит. Есть конечно у него обезболивающее и даже местный наркоз, но тратить столь дорогие снадобья на это недоразумение он не собирался.

Вместо этого извлек из санитарной сумки дубовую дубинку обтянутую кожей, да врезал по лбу, выключая его на какое-то время. Он-то с Барди тогда действовал по наитию. А у римлян оказывается имелся такой способ анестезии в полевых условиях. Минута-другая в запасе имеется. И тут уж нужно поторапливаться.

Потянул руку, составил кости. Ощупал. Вроде бы есть отвалившийся осколок. Помял его, подвигал. Вроде вставил на место. Вновь ощупал место перелома. Похоже все составил должным образом. Наложил шину. Управился еще до того, как пациент пришел в себя. Даже пульс пощупал, а все ли в порядке. Может он его таким не мудреным способом попросту добил. Хотя бил вроде как выверено и строго дозировано. Ага. Порядок. Просто навалилось всего, вот к выключившему его удару еще и обморок добавился…

Согнать на площадь получилось не всех. Нашлись те, кто решил податься в бега. Но выставленные заслоны вполне управились с их отловом и водворением в селение. Так что, присутствовала надежда на то, что вырваться никому не удалось. А как следствие и сообщить о случившемся набеге.

Не обошлось без эксцессов и в других местах. Двоих крестьян так же едва не забивших своих обидчиков едва не порешили подбежавшие на помощь товарищи. Повезло. Вовремя нарисовался Ипатий, передавший строжайший приказ кентарха. Мужики помялись малость, но решили все же не обострять, так как командир их пусть и молод, но на расправу скор. Ограничились тем, что избили сопротивлявшихся. Сильно, но не до смерти или увечий.

Людей не просто так согнали на площадь, а разделили по семьям. Так чтобы наглядно было видно где какой глава семьи. И именно их-то и вывели из общей массы, подведя к Михаилу.

— Значит так, с каждой семьи я хочу получить по десять номисм. Никого пытать, вызнавая где припрятано добро мы не будем. Плату я все равно получу. Отдадите золотом или серебром, заберем только коней, мулов, быков и коров. Не найдется монет, уведем в полон ваших жен и детей. Это вполне покроет нужную сумму. Ни медяка больше мы не возьмем. Кто пожелает отправиться с нами в империю с тех выкуп ни возьмем и их имущество останется нетронутым.

Михаил обвел глав семей внимательным взглядом. Покидать насиженные места никто не пожелал. Что в общем-то ожидаемо. Да их грабили, и возможно забирали последнее. Но земля оставалась с ними. Клочок, за который они готовы цепляться из последних сил. Вновь приподнял голову представитель двадцать первого века и ему стало совестно перед этими трудягами. Но он отогнал от себя эту рефлексию.

— За то что оказали сопротивление, наказывать вас не буду, — продолжил Романов. — Но если еще кто-то попробует поднять руку на моих людей, казню без пощады и его и всю его семью. Дальше думайте сами. Ваши близкие останутся на площади. Вы можете идти за выкупом.

Как бы странно это ни выглядело, но жители все же собрали выкуп. Наверняка при этом кто-то к кому-то угодил в кабалу. И быть может на всю оставшуюся жизнь. Здесь еще недавно были земли империи, где рабство уже давно претерпело существенную трансформацию. Но сейчас здесь располагалось государство сельджуков и это явление присутствовало в первозданном его виде.

Центурия покинула село уводя с собой большое количество живности. Одних быков сто двадцать голов. Полторы сотни коров, десяток лошадей и сорок мулов. Ну и в общей сложности пятьсот двадцать номисм монетой, правда арабской, но это не беда. Если им удастся безнаказанно уйти, по самым скромным подсчетам их общая добыча составит чуть больше тысячи номисм. Это более чем весомо.

Обратный переход сложно было назвать простым. Такое количество скота не могло не сдерживать центурию. Разъезды все время кружили вокруг высматривая возможную погоню. Но по счастью все прошло удачно. И это несмотря на ночлег на вражеской территории.

Возвращение мужчин в поселке встретили радостно. Да оно и понятно. Боязно было бабам оставаться самим под присмотром подростков. Конечно, поселок укреплен, по периметру нарыто множество волчьих ям, на стенах, под навесами стоят самострелы, с дугами составленными из нескольких слоев древесины. С тем из которого стрелял Михаил конечно не сравнить, но куда мощнее лука однодеревки, которыми вооружены поголовно все мальчишки. С бронебойным наконечником на расстоянии до пятидесяти метров против стеганки вполне может натворить дел.

Словом, совсем уж беззащитными селяне не были. Но когда рядом настоящие вои, то чувствуешь себя куда более защищенным. Н-да. Вои. Выстроил он этих чудо богатырей на площади, да на виду у баб с детишками. Чтобы проняло до печонки, д самых косточек.

— Ну что я могу сказать, други мои. Все плохо. И даже хуже того. Да вы и сами видите. Пара простых крестьян гоняла вас в хвост и в гриву. Вы-то возомнили, что коли на вас достойная воинская справа, а в руках стальные клинки, так вот вас все и забоятся. Ан нет. Хотел я было вас повести против воев турецких, да господь не попустил, отринул я эту дурную затею. И не зря. Вам и с крестьянами не управиться. Поднимись все село, а не пара смельчаков, так бы вы там все и полегли. Эвон герои наши. Вы смешки-то свои припрячьте. Вам просто повезло, что накинулись на них, а не на вас. Думайте. Чешите в затылках и задницах. Да помните. С завтрева начинаем высылать на границу разъезды и там уж вы повстречаетесь с воями. Хотите выжить? Хотите, чтобы семьи ваши уцелели? Учите воинскую науку не за страх, а за совесть. Будете и дальше лениться, да жалеть друг дружку на тренировках, и сами поляжете, и родных погубите. Я один. За мной никого нет. Помру, так и не велика потеря. За вами семьи. И вам ответ за них держать хоть пред господом богом, хоть перед богами древними. Все спросят.

— Я клянусь, ты хочешь моего разорения! Тридцать номисм за одного коня! Да где же ты видел такие цены! — торговец лошадьми всплеснул руками так, будто у него и впрямь отбирают последнее.

— Не надо так кричать, уважаемый. У меня отличный слух, который не раз спасал меня на границе. Это боевые кони. Хорошие кони. И тридцать номисм за них скромная цена, — спокойно возразил Михаил.

— Тридцать номисм! Господи креста на тебе нет!

— Уважаемый, не стоит так кричать, не то тебя и впрямь удар хватит. Семья без кормильца останется, родственники растащат имущество. К тому же я ведь еще не все сказал, — раздавив пальцами скорлупу очередной фисташки и отправляя ядрышко в рот, произнес Романов.

— Ну-ка? — тут же перестав орать, как будто его кастрируют, навострил уши купец.

— Ты заплатишь еще по два золотых за седло и сбрую к каждой из этих лошадей. Итого, тридцать две номисмы за лошадь, при том, что ты их забираешь всех разом.

— Я клянусь, ты все же хочешь меня разорить! — вновь оседлал старого конька торговец.