Я обрадовалась: госпожа позвала меня, а не Кахини. Стыдно признаться, но я бросила победный взгляд на Кахини, когда выходила из зала. Однако у дверей покоев рани я в нерешительности остановилась. Что я могу сказать ей перед лицом такой огромной утраты?

Незнакомые стражи распахнули передо мной створки двери. Я ступила в покои. Здесь царил полумрак. Рани лежала на кровати. Она ничего не сказала. Мне пришлось терпеливо ждать, казалось, целую вечность.

– Напиши для меня письма, – наконец промолвила она. – Адресат – майор Эллис. Начни с обычного в таких случаях английского приветствия.

Этого британского офицера я видела на представлении у раджи. Я сделала так, как мне было велено. Некоторое время единственным звуком в комнате был скрип пера по бумаге. Когда рани услышала, что я закончила писать, она продолжила:

– Напиши ему, что будет другой наследник.

Я, потрясенная, уставилась на рани и, осознав, что она плачет, произнесла:

– Ваше Высочество…

– Так тяжело на душе, Сита.

Плечи ее затряслись от плача. Она прикрыла глаза ладонью и прошептала:

– Помоги мне, Дурга.

Я испугалась, что сделала что-то не так, но рани не унималась. Тогда я догадалась, что в этом нет моей вины. Я потянулась и слегка сжала ей руку.

– Сочувствую.

– Я вижу за окнами дворца детей. Они смеются. В Джханси полным-полно женщин, у которых много детей! Да простит меня Шива, но почему они должны ощущать на себе сие благословение, а мне в нем отказано?

Сейчас она казалась очень ранимой и выглядела моложе своих лет. Даже не верилось, что вскоре ей должно исполниться двадцать пять лет.

– Разве это не ужасно? Я начинаю завидовать нищенкам, у которых есть сыновья.

Я крепче сжала пальцы. Теперь рани разрыдалась по-настоящему, как рыдают подавленные горем люди, громко и безнадежно.

– По ночам я слышу, как он плачет… А в купальне…

Слезы сильнее полились у нее из глаз. Она тяжело перевела дух, прежде чем закончить предложение.

– Я слышу его плач… Даже когда течет вода, я его слышу…

Я и сама едва не разрыдалась и, чтобы взять себя в руки, посмотрела в окно. Внизу лежал неподвижный серый город, который сейчас был похож на старика, сгорбившегося от холода.

– Думаешь, в прошлых жизнях мы согрешили? – спросила меня рани. – Почему мы родились женщинами? Возможно, это наказание за проступки предыдущих жизней?

Рани прерывисто дышала. Каждое слово давалось ей с большим трудом.

– Думаешь, Дамодар ужасно нагрешил в прошлой жизни, чтобы заслужить смерть в младенчестве?

– Разумеется, нет.

– Тогда наказывают только меня.

У меня не было ответа.

– Шри Рама говорит, что все мы находимся в состоянии бесконечных преобразований. Боль побуждает нас к действию, изменяет нас, заставляет становиться теми, кем нам предначертано быть судьбой.

Мы некоторое время сидели и молчали.

– Мне дописывать письмо? – наконец осведомилась я у рани.

Госпожа отрицательно покачала головой.

– Нет.

– Ты сказала рани, что мы ее ждем? – спросила у меня Кахини, когда я вернулась. – Ты пригласила ее присутствовать завтра на майдане?

Другие дургаваси смотрели на нас, следя за разговором.

– Еще не время, – ответила я.

– Когда рани успокоится, она будет считать тебя частью самого мрачного периода в своей жизни, – заявила мне Кахини.

– Весьма неприятное замечание, – сказала ей Сундари. – Неудивительно, что рани не вызывает тебя.

– А сколько раз раджа звал к себе Ситу? Он правит княжеством, а не рани, какой бы могущественной она себя ни считала.

Впервые Кахини в моем присутствии плохо отзывалась о рани.

* * *

Я накопила достаточно денег на приданое сестре. Одних новых курт ей хватит на целый год, но, планируя будущее счастье Ануджи и складывая приданое в красивый сундук, я ощущала себя предательницей по отношению к рани, чье горе не становилось меньше. Меня несказанно удивило, когда госпожа вызвала меня к себе и дала подарок для Ануджи.

– Передай сестре мое благословение, – сказала рани, и ее рука нырнула под косу, чтобы расстегнуть замок ожерелья. – Пусть в день свадьбы наденет это на себя.

– Ваше Высочество…

– Она вольна оставить ожерелье себе или продать. Я хочу, чтобы ты передала его сестре.

На следующий день, когда солнечные лучи пробились сквозь тучи, я в сопровождении семнадцати человек направилась в Барва-Сагар.

Глаза отца наполнились слезами, когда он увидел свадебный подарок рани. Он схватил меня за руку и быстро «написал» на моей ладони: «Как так вышло?»

Благодаря подарку рани моя семья будет занимать более высокое положение в Барва-Сагаре. Моя причастность к дурга-далу уже сделала мою семью знаменитой на всю деревню, но теперь нас будут считать богачами. К семье Шиваджи также будут относиться с бóльшим уважением, ибо подарок рани перейдет в его дом.

Постороннему может показаться странным, что друг нашей семьи Шиваджи принял за Ануджу такое большое приданое от семьи человека, спасшего ему жизнь в Бирме, но в Индии в таких делах дружба значения не имеет. Куда важнее уважение окружающих. Твою семью будут уважать только в том случае, если ты сумеешь добиться солидного приданого со стороны отца невестки. Все соседи вместе со всеми своими детьми придут к тебе в дом… даже дети их детей. Всем любопытно, что твой сын получил за своей невестой. Если все ее приданое ограничивается сундуком с шелками, никто не скажет: «Слышали ли вы, что вот та девушка принесла в дом своего свекра?» Нет, они вообще ничего не скажут. Что можно сказать о невесте, если все ее приданое заключается в одежде?

Когда сестра услышала о даре рани, она закрыла личико руками и расплакалась.

– Спасибо, – без конца повторяла она мне.

– Это не моя заслуга. Это подарок рани.

– Но рани меня не знает.

– Она слышала о тебе от меня.

Ануджа посмотрела на меня снизу вверх. Ее глаза были подобны двум большим озерам.

– От тебя?

Меня задело, что сестра задала этот вопрос вполне искренне. Я уселась на чарпае подле нее.

– Ану, я всегда о тебе помню. То, что я живу в Джханси, вовсе не означает, что мое сердце не остается с тобой и пита-джи.

Судя по всему, мои слова ее переубедили.

– А завтра ты со мной останешься?

– Не отойду от тебя на протяжении всей свадебной церемонии, – пообещала я.