Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И этого тоже больше не будет. Никогда.
* * *
— О чем задумалась?
Она вздрогнула и подняла глаза на вошедшую в комнату Катьку. Сестра щеголяла рискованной мини-юбкой и коротким кожаным жакетом. И грудь как-то заметно увеличилась. Газет старых, что ли, в лифчик напихала?
— Ты, я вижу, опять на гулянку собралась.
— Ага, — веснушки вокруг переносицы забавно сморщились. — Осуждаешь?
— Толку от моих осуждений. Все равно ж пойдешь, коза.
— Пойду. А ты так и будешь тут сидеть и киснуть?
— Да как-то непохоже, что у меня есть большой выбор.
— Так пошли со мной, — предложила Катька.
А ведь не такая плохая идея, как может показаться на первый взгляд. Не старуха же, вполне молодая женщина, хотя уже и не обойтись без определенных косметологических процедур. Красота увядает, и ничего с этим не поделаешь. Пока незаметно, но лет через пять про Карину начнут говорить, что она неплохо сохранилась для своих лет, а потом будет только хуже. Если вдруг не свалится на голову такое счастье, как порция сыворотки. После расставания с Игорем на подобную милость судьбы рассчитывать не приходилось.
Она представила шумных друзей сестры, которые веселятся, смеются и украдкой бросают сочувственные взгляды, думая о том, что вот не дай бог так же вляпаться. Нет уж! Лучше дома удавиться от скуки, пялясь в ящик.
— За предложение спасибо, но мне еще нужно подготовиться к урокам.
Сестра уговаривать не стала, хотя и повела недоверчиво плечиком, тряхнула на прощанье рыжим хвостиком, собранным в пучок на затылке, и усвистала развлекаться. Карина закрыла за ней дверь и пошла на кухню готовить ужин для отца, который в последние дни приходил совсем без сил и в плохом настроении.
Катька вернулась около полуночи. На щеках пылал румянец, глаза блестели. От нее буквально волнами расходились жар и энергия, приправленные легким запахом дорогого алкоголя и чего-то еще. Она много смеялась и щебетала о всяких пустяках, заставив даже отца оторваться от просмотра ночного выпуска новостей. Перед тем, как уснуть, Катька попросила побыть с ней — как в детстве. Карина подоткнула ее одеяло и присела рядом. Сестра вдруг посерьезнела.
— Можно я у тебя кое-что спрошу? — она накрыла ладонь Карины своей. — Ты только не злись.
— Все равно же не отстанешь.
Ей потребовалось какое-то время, чтобы собраться с духом.
— А вот скажи, что такого было в твоем Арчибальде, что ты по нему до сих пор сохнешь?
Карина отдернула руку.
— Ты себе что позволяешь! — возмутилась она.
— Так и знала, что разозлишься. Я же не хотела обидеть!
— Слова бы хоть подбирала, дурочка! Что за глупость такая — «сохну»?
— Я же вижу.
— Это по-другому называется.
— Как?
— Не знаю.
Обычно она была откровенна с Катькой. Но они редко вдавались в детали личной и уж тем более интимной жизни. Старшая сестра не лезла к младшей с нравоучениями, а та не доставала ее расспросами о том, как правильно себя вести с мальчиками. Карина придерживалась той точки зрения, что лучше учиться на собственных ошибках, чем копировать чужие.
— Мне сложно подобрать правильные слова. Не все можно объяснить. Да и не нужно, наверное.
— Но ты его любишь?
— Кого?
— Арчибальда, конечно.
Иногда кажется, что чем моложе человек, тем чаще задает бестактные вопросы. Абсолютные чемпионы в этой сомнительной дисциплине — маленькие дети. Но и девицы без царя в голове стараются не отставать.
— Люблю? — смутилась Карина. — Наверное. Как друга, как брата.
Катька фыркнула.
— Тебе повезло, что ты не Пиноккио. А то у тебя сейчас вот такой нос вырос бы, — она показала какой.
— А кому-то стоит язык подрезать, чтобы меньше болтала, наглая рыжая морда, — отрезала Карина и щелкнула сестру по носу.
— У-у-у, вредина, — притворно обиделась Катька.
— Это у нас с тобой семейное, знаешь ли.
* * *
Теперь она все реже вспоминала о маме. Боль давно ушла. Иногда Карина даже не могла точно припомнить ее черты. Хорошо, что в отцовской комнате сохранились фотографии. Только они и помогали восстановить образ матери.
После смерти матери Арчи Карина старалась поддержать друга, говорила, что все понимает, что все пройдет. Но одними словами не поможешь. Да и ситуация другая. Ее мать унесло случайное осложнение после родов — слишком высокая плата за вторую дочь. Карина была слишком мала, чтобы всерьез горевать. У Арчи же мать, можно сказать, забрали. Жестоко и бесцеремонно. До того момента Карина весьма умозрительно представляла, что кроется за словами о всеобщей социальной справедливости. И эта боль, Карина чувствовала, оставалась с ним до самого конца. Боль и гнев.
Отец никогда не винил Катьку в том, что произошло, однако некоторая дистанция чувствовалась. Заниматься с младшей сестрой по большей части приходилось Карине. Впрочем, она была только рада этим заботам. В такие минуты она считала себя маленькой хранительницей домашнего очага. Ей нравилось, как папа с благодарностью и одобрением смотрел на нее, когда приходил с работы, а дома его ждали ужин и две аккуратные девочки, сделавшие домашние уроки.
Арчи любил приходить к ним в гости. Они вместе возились с Катькой, и у него становилось такое серьезное и взрослое лицо, как будто это действительно их общий ребенок. Но особенно довольным он выглядел при папе. Наверное, это происходило неосознанно. Арчи прямо светился и старался изо всех сил, чтобы отец Карины обратил на него внимание. Наверное, в такие моменты ему казалось, что у него есть полноценная семья, а не только странная, нелюдимая мать.
Когда в школе им вслед неслось «жених и невеста», Карина старалась ничем не выдать своего удовольствия. Могло ли такое не нравится девочке? Тем более, если рядом с ней шел один из самых видных мальчиков в школе. Но Арчи хмурился и краснел. На то он и мальчик, тут ничего не попишешь.
В переходном возрасте Арчи увлекся теми делами, которые трудно обойти стороной подростку мужского пола: сигареты, алкоголь и прогулки в сомнительной компании по мрачным закоулкам. Иногда Карине с ужасом казалось, что они больше никогда не смогут общаться, как прежде. От этого ей становилось нестерпимо больно. Ведь у нее в тот период в голове роились совсем другие мысли. Созревание, грудь топорщится и вообще… Это сейчас ей понятно, что она больше напоминала гадкого утенка — непропорционально длинные руки и ноги, неизвестно зачем резко вытянувшиеся. Нескладная походка и прыщи, куда ж без них. Но она все равно строила Арчи глазки и мечтала о том, как они останутся, наконец, в укромном месте наедине. Он же вел себя так, будто ничего не замечал и замечать не хотел. Вечерами Карина роняла на подушку соленые слезы, а Арчи продолжал носиться, задравши хвост, с дворовыми приятелями.