– Эй, – окликнул тихонько голос слева.

Враль. Не выдержал тишины.

– Я убил одного, – сказал Враль. – Было пятнадцать. Шестерых – из самострелов. Осталось восемь.

– Двоих мы с Хорьком, – прошептал справа Кривой. – Дылда! Я видел, ты положил одного…

– Двоих… – ответил Дылда.

– Осталось четверо, – повеселевшим голосом сказал Враль. – Еще кто?

– Я…

– Ты, что ли, Хорек? – спросил Враль.

– Я. Одного. Только что.

– Ловко. Осталось трое.

– Я одного, – откуда-то издалека долетел голос Рыка. – И Рыбья Морда одного.

– Один. Остался один! – совсем уж весело сказал Враль. – Ты где, придурок?

Тишина.

– Лучше подай голос, – посоветовал Враль. – Умрешь быстренько. Как там тебя? Крыса?

Тишина.

– Враль! – окликнул Рык.

– Что?

– Дылда?

– Я.

– Полоз?

– Живой.

– Рыбья Морда?

Тишина.

– Рыбья Морда, – снова позвал Рык, и снова ответа не последовало.

– Кривой?

– Тут.

– Дед?

– Здесь я, живой… – со стоном ответил Дед. – Плечо болит – силы нет терпеть.

– Хорек?

– И я тут.

– Щербатый?

– Живой, – выдохнул Щербатый. – Я, кажется, кого-то достал в темноте… Не уверен…

– Всех положили? – недоверчиво, но с весельем в голосе, спросил Враль.

– Господин меняла?

– Да-да… Я тут… – послышалось из угла. – Я живой.

– Слышишь, Крыса! – позвал Рык. – Если ты живой – лучше скажи. Отпустим живым. Бесшумно ведь не уйдешь. А будешь стоять на месте – замерзнешь насмерть.

И снова тишина.

– Щербатый, ты светильник не потерял? – спросил Рык.

– Тут.

– Зажги. Кто там рядом с ним, послушайте вокруг, чтобы не прозевать, если жив еще кто.

Плеснуло, еще раз.

– Ты где? – спросил Враль. – Где стоишь?

– Тут, – ответил Щербатый. – Сейчас…

Щелкнуло кресало, сверкнула искра.

– Сей…

Раздался какой-то тихий шелестящий звук, и Щербатый замолчал на полуслове.

– Ты что? – спросил Враль. – Чего ты?

Хорек замер.

– У него в горле нож, – тихо сказал Враль и крикнул: – Сука, ты где?!

Где-где-где…

– Не нужно света, – донеслось из темноты. – Зачем нам свет?

– Ты подохнешь! – выкрикнул Враль.

– Все мы умрем, – ответил голос. – Вы – раньше. Один за другим.

– Ты один, – сказал Рык.

– А вас уже на одного меньше. И я никуда не спешу. Вы ведь сами сказали, в воде стоять долго нельзя. А выход один.

– Да я тебе… – выкрикнул Враль, но снова что-то прошуршало в воздухе, и крик превратился в стон. – Чтоб ты…

– Что у тебя? – спросил Рык.

– Он нож в меня бросил. В плечо… – Враль замолчал, потом застонал, стон перешел в рычание, в крик, и что-то металлическое ударилось о камень. – Сука!

– Не кричи, – тихо сказал Рык. – И никто не произносите ни звука. Он на голос бросает.

– Угадал, – долетело из темноты. – Но ведь и вы можете также – на голос. Вас даже больше. Получается по-честному.

– А я тебя знаю, – сказал Дылда. – Еще и чешуек тебе отсыпал…

– Спасибо, добрый человек, – засмеялся певец. – Я попробую тебя убить последним. Не обещаю, но попробую.

– Слепой… – протянул Рык. – Значит, не обознался я…

– Не обознался. Слепой. А вы, зрячие, что видите сейчас?

Певец говорил тихо, ровно и напевно, словно сказку проговаривал перед благодарными слушателями.

– Чего же ты убежал? – спросил Рык. – А мы у тебя спросить хотели…

Его голос звучал глухо, будто прикрывал вожак рот ладонью.

– Про Серого Всадника? – долетело из темноты. – Зачем вам Серый Всадник?

– Нужен.

– Кто Всаднику нужен, того он сам найдет. А ненужный… Ненужный к Всаднику и не подберется.

– Ты сказал, что видел Всадника…

– Видел. Вот как тебя сейчас, – засмеялся певец, и эхо засмеялось вместе с ним. – Только не понравился я Всаднику. Не подошел я ему… Из меня затычка плохая получается, старый я слишком, твердый. Хоть не убил меня – и на том спасибо. И даже к делу приставил, благодетель… Я говорил Сухарю, чтоб не лез он сюда, мне это оставил… «Молчи, калека», – сказал мне Сухарь. И я молчал. И Сухарь теперь молчит. Лежит возле меня хитрый Сухарь и молчит. Обсчитались вы в темноте, Сухарь от вас ушел. Но не от меня. Лежит теперь…

– Где найти Серого Всадника? – спросил Рык.

– А зачем тебе? – снова засмеялось эхо. – Ты же отсюда никуда не уйдешь… Мы теперь все одинаково зрячие… Только я к этому привык, а вы – нет.

– Так хоть перед смертью скажи, кто такой Серый Всадник и зачем ему дети? – Рык, наверное, решил перейти на другое место: раздался плеск, и эхо усилило его.

– Холодно? – участливо спросил Певец. – Ничего, скоро согреешься. Ноги стынут, пальцы уже скрючились и не чувствуют ничего… Решай, вожак, так подохнуть в воде, один за одним или в честном поединке – вы все против меня одного? Не прячьтесь там, выходите.

Хорьку почудилось, что донесся из темноты еле слышный всплеск, не всплеск даже, а будто вода сомкнулась над чем-то. Почудилось. А рассмотреть – Хорек до боли в глазах всматривался в темноту, до цветных искр – ничего не получалось.

– А ты зачем к Серому Всаднику шел? – снова спросил Рык. – Милостыню просить? Песенку спеть хотел?

– Ты меня не раззадоришь, – тихо сказал певец. – Перед смертью можно все говорить, сам знаешь…

– Знаю. А тебя Серый Всадник к делу пристроил потому, что ты слепой? А затычка из тебя не получилась, потому что ты слепой? Почему?

– Ты меня не разозлишь. Не получится…

И снова тихий-тихий всплеск донесся до Хорька из темноты.

– Но ведь ты слепой? Когда тебя глаз решили? В младенчестве? Или попозже?

– Попозже… – прошелестело в темноте. – Попал я в полон – не повезло… Вот и ослеп. Но быстро привык жить на слух и на нюх. Вот ты запретил дружкам своим разговаривать, а я все равно слышу их дыхание. И запах их слышу. Чеснок они жрали в обед. И пиво пили. Разит от них. Мальчонка ваш все норовит дыхание затаить, но не выходит. Сердце колотится, как у зайца.