Тут зазвонил телефон. Он прозвонил дважды, второй звонок оборвался посередине — это кто-то в соседней комнате снял трубку.

Священник сказал:

— Так у вас что-то для меня от мистера Амильи? Случаем, не чек?

— Нет, чека у меня нет.

— Что же тогда?

Тут священник взглянул куда-то мимо него, и Дуб, оглянувшись, увидел в дверях упитанного братца.

— Тебя к телефону, — сообщил тот.

— Дебби?

— Твой приятель. Похоже, он сильно запыхался. Говорит, что долго пытался дозвониться, но телефон был занят.

Приятель? Дуб сразу просек, кто это может быть.

— Это Джонни? — спросил он.

— Да, — ответил упитанный братец. — Вы тоже с ним знакомы?

— Встречались… пару раз.

Братец ушел, и Дуб смотрел, как священник подходит к висевшему на кухонной стене телефону и, сняв трубку, слушает, что ему говорят. Лицом он повернулся к шкафчикам, будто боялся смотреть в его сторону. Ничего удивительного! Сейчас этот сукин сын Джонни все ему выложит! Но священник вел себя так, будто это самый заурядный звонок от друга. Он говорил то «угу», то «не-а», словом, притворялся. Дуб сунул руку в карман кожаного пиджака и нащупал «глок». Интересно, наделает священник в штаны, когда его увидит? Дуб взглянул на фотографии, которые разглядывали девочки. На них черномазые пацаны играли на мостовой. Другие копали что-то похожее на бататы. Наверное, это и есть сироты, на которых должны были пойти деньги.

Священник тем временем повесил трубку и, наконец, взглянул на Дуба.

— Мне кое-что непонятно, — сказал Дуб. — На всех фотках, где сняты голодные негритосики, они всегда облеплены мухами. На этих их еще не так много. Но что там делать мухам, если им нечем поживиться?

— Мертвецы, — произнес священник. — Это на них слетаются мухи.

Он подошел к стойке.

— Давайте я вам покажу. — Сказав это, он сунул руку в холщовую сумку.

Дуб напрягся, готовясь выхватить пистолет. Но рука священника появилась из сумки с пачкой фотографий, перевязанных зеленой лентой. Он развязал ее и выложил снимки на стол рядом с остальными.

— Почти полмиллиона человек были убиты, когда я там был.

Дуб взглянул и увидел мертвые тела, скелеты, обтянутые сморщенной высохшей кожей с присохшими к костям обрывками одежды. Они лежали в ряд на цементном полу. Он в жизни не видел ничего подобного, но по какой-то непонятной причине это напомнило ему тюрьму в Южном Огайо. Он услышал голос священника:

— Я был там и видел в тот день всех этих и еще примерно тридцать человек. Видел, как их убивают. Большинство были зарублены мачете, такими, как вот это.

Дуб поднял глаза и увидел, что священник успел почти вплотную приблизиться к нему, держа в руках острием вниз огромное, зловещего вида мачете. Он поднял его со словами:

— Вот этим убили кого-то из тех людей. — И слегка отвел мачете вбок, как будто готовясь нанести удар, и Дуб усомнился, что успеет выхватить свой пистолет. Так вот рассчитываешь застрелить кого-то, а тебе вместо этого отрезают голову. И это называется священник!

А священник тем временем говорил:

— Скажите мне кое-что. Вот вы, по-видимому, наемный убийца. Скольких человек вы убили?

Дуб, судорожно сжимая в кармане пиджака пистолет, ответил:

— Я застрелил троих… нет, четверых. А одного заколол.

— Это, наверное, в тюрьме.

— Да.

— Ну а я застрелил четверых хуту из русского пистолета, — сказал священник. — Подряд, одного за другим, как уток в тире.

— Хуту — это кто?

— Плохие парни, — пояснил священник. — Интересно, смог бы я разделаться с ними вот этим мачете, зарубить их, как они зарубили тех несчастных в церкви? До сих пор слышу их крики…

— Еще бы.

Священник приподнял мачете, словно прикидывая вес, покачал на руке, готовый взмахнуть им. Дуб невольно втянул голову в плечи. А священник продолжал:

— А знаете что? Пожалуй, я смог бы им воспользоваться, если бы пришлось.

— Мне, чтобы порубать человека, словно как дерево, нужно было бы порядком выпить, до одурения, — сказал Дуб. — За что они их мочили?

— Старая как мир история, — ответил священник, — бедные убивали тех, кто их хоть малость богаче. Зарядились банановым пивом и тронулись умом.

— Так виновато банановое пиво? Мы в тюрьме Огайо делали самогон, от которого голова болела так, что себя не помнишь. Там начался бунт, еще при мне. Вы вот рассказали и мне напомнили. В блоке «Д» забили насмерть шестерых зэков и охранника. Они поджигали все, что горит, а что не горит, то ломали в щепки. Иногда трудно понять, что находит на людей, да?

— Они и детей убивали, — продолжал свой рассказ священник. — Эти сироты — немногие, кто уцелел. — Он положил мачете на стол и сказал: — Я вам расскажу, что произошло, Дуб. Вас ведь так зовут?

— Да.

— Я спросил Тони Амилью, не поможет ли он мне накормить этих голодных детишек… Посмотри на этого, который роется в мусорной куче. Тони пообещал взять деньги у Рэнди. Вам, наверное, об этом известно?

— Угадали, — подтвердил Дуб. — А Рэнди не хотел отдавать ему деньги…

— Но Тони его заставил. Рэнди передал ему двести пятьдесят тысяч долларов, как предполагалось, для этих детей. Но Тони оставил чек у себя. Я из этих денег не получил ни цента. — При этих словах Дуб сосредоточенно сморщился. — Вы понимаете, о чем я?

— Да… но мне уже заплачено.

— Чтобы избавиться от Винсента Морако, так? Джонни рассказал мне по телефону.

— Нет, за Морако мне дали вперед половину. Но сам Морако заплатил мне все сразу, чтобы я убил вас.

Священник на секунду словно бы пришел в замешательство, но тут же смекнул:

— Чтобы мне не достались деньги Рэнди, да?

— Ну…

— Мне они и не достались! Их забрал Тони. Если вам непременно нужно кого-то убить, идите и убейте Тони. Ко мне у вас нет больше дел. — Священник снова повернулся к своим фотографиям. — Разве что… вы захотите дать что-нибудь на пропитание для этих сирот. Вы только посмотрите на этих ребятишек. Посмотрите на их глаза.

Фрэн и Мэри Пэт, сидя на кушетке в библиотеке, смотрели телевизор. Когда вошел Терри, они одновременно взглянули на него. Терри успел переодеться в джинсы и рубашку.

— Что, он ушел? — спросил Фрэн.

— Да, ушел.

— Типичный гангстер самого жуткого вида из всех, кого мне только доводилось видеть, — сказал Фрэн. — Чего он хотел?

— Он прослышал о фонде сирот, — сказал Терри, — и заехал, чтобы сделать пожертвование. — Он показал пачку долларов и перехватил холодный недоверчивый взгляд Мэри Пэт. — Пять тысяч наличными.