Психолог-консультант, повинуясь молчаливому — одними глазами — приказанию профессора, начал что-то быстро строчить в своих бумагах. Дина застыла, глядя прямо перед собой горестным отсутствующим взглядом. А Антона словно прорвало, и он говорил и говорил, вновь погружаясь в темные глубины своей памяти:

— Мальчика зовут Константин Житкевич. Он совсем один, наверняка заброшен и никому не нужен. Моя мать умерла, а отец был болен, лежал в клинике, проходил длительный курс лечения. Жена не любила ребенка. Она могла сдать его в детский дом, могла… все что угодно. Мне надо ехать в Россию. Найти сына. Сейчас, немедленно…

Он говорил так горячо и так сбивчиво, что, кажется, сам уже не понимал, ни где он находится, ни кто перед ним. Он вспомнил, как заглушал тогда тоску и отчаяние работой, как единственным светлым лучиком в его жизни оставался Костик, как много счастья и радости давал ему этот родной и забавный малыш… Он работал сутками… но воспоминания о работе давались труднее всего, и Антон отшвырнул их в сторону, как ненужную тряпку. Главное было сейчас — сын. Найти его, спасти. Ему захотелось остаться в одиночестве, чтобы разобраться во всем, вспомнить как следует, но старый доктор Сяо не дал ему такой возможности: Антона нельзя было сейчас оставлять одного.

— Подожди, сынок, — проговорил он медленно и затрудненно, точно решая какую-то ему одному ведомую задачу. — Не торопись с отъездом; тебе нельзя ехать одному. Наверное, ты непростой человек, раз у тебя такая судьба. И, может быть, ты приносишь испытания всем, с кем соприкасаешься. Но мы теперь одна семья…

Антон Житкевич молча поклонился по-китайски человеку, который дал ему новую жизнь, научил его многому, в том числе и кланяться с уважением тем, кто старше и мудрее тебя. Но теперь у него, Антона Житкевича, своя дорога. И он должен идти по ней сам. Только вот Дина…

Он посмотрел ей прямо в глаза, и девушка встретила его взгляд прямо и отважно. Весь ее облик точно говорил: «Попробуй только отказаться от моей помощи… Ты еще не знаешь, что такое любовь китайской женщины!» И, вопреки всем бедам и горестям прошлого, вопреки всей неопределенности будущего, ему захотелось улыбнуться ей и принять ее помощь.

— Твой друг отказался от тебя из-за богатства, — тихо продолжал между тем доктор Сяо. — Где-то оно у тебя есть, и тебе нужно вернуть его не ради себя самого, а ради того, чтобы найти сына. У тебя будет трудный путь, Ло, но ты обретешь в пути новые воспоминания, узнаешь, как жили без тебя близкие тебе люди… Будь осторожен. И не забывай, что в Китае есть люди, которые тебя любят.

Дина молчала, но глаза ее по-прежнему, не отрываясь, смотрели на Антона, и грудь вздымалась от острого волнения и тревоги. Тогда он встал и, подойдя к девушке, взял ее за руку. А когда заговорил, ему самому показалось, что голос его звучит абсолютно искренне — так оно, впрочем, и было — и абсолютно уверенно, — а вот этого в голосе не было ни капельки…

— Я никогда не смогу забыть об этом. Дина, ты мой самый близкий человек — ближе тебя у меня никого в целом свете нет. Я бы хотел взять тебя с собой в Москву, но это невозможно, опасно…

Она рассмеялась чистым, как снег на горной вершине, и звенящим, как хрустальный колокольчик, смехом. Напряжение разом отпустило ее, и все страхи и тревоги вмиг показались мелкими, а грядущее счастье — неизбежным и огромным, словно эта минута.

— Мы поедем вдвоем, Ло. Я буду помогать тебе, стану опорой и помощницей. Дорога не так трудна, когда по ней идут двое…

Антон изумленно, чуть нехотя, покачал головой, но она не дала ему произнести «нет»:

— В конце концов, я твоя сестра, не правда ли? Ты сам не раз называл меня так. Окажи доверие младшей сестре, возьми меня с собой!

Антон неуверенно взглянул на доктора Сяо, и тот, помедлив мгновение, чуть нахмурившись, все же признал:

— Да, это будет разумно. Если вам суждено вместе пройти по жизни, пусть Цзяоцин сопровождает тебя с самого начала нового пути. Вместе вам будет проще справиться со всем этим.

Принять решение о поездке в Россию было легко; значительно сложнее было добиться всего задуманного. Антон предвидел, что его ждет на Родине немало сюрпризов, которые до сих пор невостребованно хранились на дне его памяти, или же обстоятельств, о которых он даже не подозревал. Чтобы собраться с мыслями, выстроить в голове план действий, он уже на следующее утро отправился в свое любимое место в Пекине — городской парк. Высокое небо особой, пронзительной голубизны, какое бывает здесь только весной, свежая зелень, вишневые и яблоневые деревья в цвету — все это радовало глаз, вдохновляло душу, давало надежду на будущее. И он не раз уже лечился здесь от хандры и печали.

Медленно идя по дорожкам парка, Антон слушал пение птиц, смотрел на прохожих, вдыхал аромат весеннего города. На открытых лужайках парка жители Пекина имели обыкновение заниматься гимнастикой. Антон наблюдал этих людей круглый год, и поэтому статичность их гимнастики больше не удивляла его. Человек застывал, подняв руку или согнутую в колене ногу, повернув весь корпус или задержав голову в определенной позе… И в этой статике накапливалась сила. Так набирает силу пружина, так тигр готовится к прыжку. Так и человек отдается обманчивому покою перед грядущими, еще неведомыми ему испытаниями.

Антон смотрел на молодых и старых пекинцев, на мужчин и женщин, и думал, что ему тоже нужно собрать все силы перед прыжком в неизвестность. Он ощущал, что в России его ждет нечто большее, нежели просто предыдущая жизнь, — его ждет новое прочтение старых событий. За время, прожитое в Китае, он как бы начал жизнь заново, с нулевой отметки. Вместе с любовью приемных родителей, с новым языком, усвоением традиций, да просто ежедневным пребыванием здесь, в восточной стране, он впитал в себя китайскую стойкость и выносливость. Он стал по-китайски выдержан и мудр.

Теперь он состоятельный китайский гражданин по имени Ло из рода Сяо. Все, что ему нужно от России, — это забрать у нее отца и сына. Прочее его больше не интересует. Лишившись памяти, он как будто лишился и состояния заброшенности, неприкаянности, которые так давили его в Москве, и ощущения неуверенности в себе, и страха перед будущим. И любви к бывшей Родине, увы, лишился тоже… Но это сейчас уже не печалило Антона Житкевича.

Российские визы были получены быстро, уже через несколько недель. Уезжая в Москву, Антон имел на руках заграничный паспорт гражданина Китая, который ему выдали на основании документов, организованных в свое время доктором Сяо.

В Москве установилась ранняя и бурная весна. В конце апреля было уже так тепло, что зацвели разом все деревья и кустарники, которые обычно цветут по очереди, — яблоня, черемуха, сирень, жасмин. Молодежь, как ей и положено весной, теряла голову и млела от радости, а старики, обсуждая это явление, с опаской приговаривали: ох, не к добру, не к добру это!.. И уже на майские праздники, в две первые недели мая, в столицу пришло настоящее лето.

Однако Николай Васильевич Житкевич даже в эти яркие, солнечные дни, данные судьбой всем москвичам как нежданный и незаслуженный подарок, чувствовал себя неважно. После отъезда внука за границу он хандрил и нервничал, ничто не было ему в радость, ничто не приносило ощущений света и праздника. Потеряв сына вслед за женой, а Костика — вслед за Антоном и не находя себе никакого применения в новой жизни, он в конце концов попросил бывшую невестку отправить его в ту же клинику, куда когда-то устраивал его Антон.