– А я и есть профессионалка, Владик, – завязывая пояс халатика, вызывающе бросила Виктория. – Бывшая. Пока в университете училась, денег вечно не хватало. Вот и решила подработать. Чтоб не в общаге клопов кормить, а жить красиво, как белый человек, в чистой квартире. Хорошо одеваться. Пить на завтрак кофе со сливками, а на ужин – шампанское. Нашелся добрый человек, помог устроиться. Два года отпахала. Закончилось тем, что повязали меня. По подозрению в краже валюты у гражданина Финляндии. Все, что скопить сумела, отдала. А тут еще аборт неудачный… Кому я такая нужна – пустышка, безродная и бесквартирная? Вот и пришлось за Андрея замуж выйти. Такая у меня по жизни была любовь, Владик…

– Сочувствую, – равнодушно произнес Невский. – Ну что? Пока. Иди подлизывайся к своему Бодулаю.

– Подлижусь, не беспокойся, – усмехнулась Вика, открывая дверь. – Спокойной ночи, малыши!..

До самого рассвета Невский лежал поверх смятого одеяла, курил и смотрел в потолок. И забылся сном лишь под утро. Разбудил его примчавшийся раньше обещанного Индеец и сообщил, что посланный к Губе Слон так увлекся наказанием урода, что перестарался. После очередного удара в бубен Губа ударился виском об угол стола и умер. Испуганный Костик пригрозил подружке Губы, чтобы та держала язык за зубами, дождался ночи, вынес труп на лестницу и положил там на ступеньки – таким образом, чтобы менты подумали, будто пьяный споткнулся и упал. Несколько часов, прячась в подъезде дома напротив, ждал, пока какой-нибудь припозднившийся жилец обнаружит труп и вызовет ментов. Когда суета стихла и тело Губы забрали, Слон принялся звонить по двум известным ему телефонам, где мог зашхериться Индеец, и застал того в Петродворце.

Равнодушно выслушав новость, Влад зевнул и заспанным голосом спросил Антоху, будет ли тот пить кофе.

С тех пор как он согласился поехать на встречу с антикваром, это был уже третий, но далеко не последний труп, так или иначе связанный с их командой. Спустя двое суток к ним прибавились еще три. На окраине города сгорел пустующий частный дом, в котором обнаружились обезображенные до неузнаваемости тела мужчин. Установить личности погибших для экспертов не представлялось возможным. Не за что было зацепиться. Но тут на стол ведущих дело сыщиков вдруг очень вовремя легло донесение от некоего секретного агента, с размашистой резолюцией полковника Климова в левом верхнем углу: «Внимательно ознакомиться! Нет оснований не доверять источнику!». Сексот сообщал, что убитые – братки из бригады Чалого, по прозвищам Индус, Амбал и Клешня. Те самые, которые не так давно учинили перестрелку с омоновцами в самом центре Ленинграда. Убийство совершено известной своей жестокостью чеченской преступной группировкой, а отсутствие голов на трупах объясняется элементарным желанием киллеров скрыть личности жертв. Ниже было сказано, что четвертый – и последний – участник инцидента возле Казанского собора, некто Владимир Сапунович по прозвищу Губа, погиб от несчастного случая двумя днями ранее, по пьянке упав с лестницы и разбив голову. Для ментов донесение платного стукача оказалось спасительной соломинкой. Два уголовных дела – о нападении на омон и о тройном убийстве неизвестных – были спешно объединены в одно и сразу же закрыты «в связи с гибелью главных подозреваемых». Все, так или иначе причастные к делу, за исключением членов семьи погибшего милиционера, сразу же ощутили облегчение. И только жена убитого омоновца не поверила выдвинутой следствием версии. О чем открыто сказала на похоронах мужа, в присутствии родственников, отводящих глаза сослуживцев и высокого милицейского начальства. Ответом молодой женщине, держащей на руках мирно спящую полугодовалую дочь, было гробовое молчание…

Так или иначе, но полковник почти ювелирно сделал все, что от него требовалось. Для осуществления подставы Климову понадобился сущий пустяк: три неопознанных, обезглавленных сговорчивым патологоанатомом мужских трупа из городского морга, верный человек из ГУВД, ночью на служебном «Рафике» доставивший тела в заброшенный дом в Коломягах, и канистра с бензином. Вся операция обошлась Игорю Севостьяновичу в какие-то жалкие две тысячи долларов. Не слишком большая цена за «твердое» обещание вцепившихся в глотку бандитов спрятать оригинал проклятой видеокассеты в надежное место. Впрочем, полковник был калачом тертым и не питал иллюзий насчет своего ближайшего будущего, прекрасно понимая: он прочно сидит даже не на крючке – на гарпуне, и, чтобы сохранить свою шкуру, будет отныне выполнять все «просьбы» братков. Единственное, что обнадеживало, так это грядущий через полтора года уход на пенсию. Ежу понятно, что для бандитов он представляет интерес лишь до тех пор, пока носит на плечах погоны. Вопрос лишь в том, что будет с ним, Климовым, после ухода на заслуженный отдых… Об этом полковник пока предпочитал не думать.

С бригадиром Индеец и Невский встретились в кафе «Жемчужина», на следующий день после того, как вызванный на встречу Климов сообщил, что дело закрыто, розыск по ориентировкам отменен и можно выходить из подполья. Главная задача – не попадаться на глаза омоновцам, принимавшим участие в операции.

Подробный рассказ Антохи о деле антиквара Чалый – высокий худощавый мужчина лет тридцати пяти, одетый в дорогой малиновый костюм, белую рубашку и остроносые ботинки – слушал внимательно, похлопывая по своей ладони пачкой в двадцать тысяч долларов, принесенной пацанами, и время от времени поглядывая на молча сидящего за столиком, попивающего апельсиновый сок устрашающих габаритов «качка». Чалый неплохо разбирался в людях. Поэтому сразу смекнул: сослуживец Антохи по Мурманску – пацан во всех отношениях правильный. Судя по рассказу Индейца – одинаково хорошо владеет не только оружием и кулаками, но и головой. Что для маньяков культуризма вообще огромная редкость. Все до сих известные бригадиру «качки» были тупыми «бройлерами», озабоченными тремя только проблемами: как лучше тренироваться, как больше и чаще жрать и где взять кучу денег на все это удовольствие? Рэмбо показался Чалому совсем другим…

– Повезло вам, бродяги, с пленкой этой гэбэшной. Иначе хрен бы выкрутились. Но все равно молодцы, – ухмыльнулся Чалый, когда Индеец закончил рассказ и выложил на стол перед бригадиром видеокассету. – Концы зачистили. Хрен красноперые вычислят. И с Губой твой бык правильно разобрался. В общем, все трое отличились. Но особенно Рэмбо. Кстати, классное ты ему придумал погоняло, Индеец. Как раз в тему, – осклабился Чалый. – А я голову ломал, что за бивень у тебя в команде нарисовался, который омоновцев рвет, как Тузик грелку. Стало быть, это ты… Влад?

– Я, – спокойно произнес Невский.

– Вместе с Индейцем служил?

– Вместе.

– Тогда держи краба, земноводный, – бригадир протянул над столом руку. Влад стиснул ее крепко, без поправки на собственную силу. И сразу заметил, как дрогнуло от боли лицо Чалого.

– Сам из Прибалтики? – хищно прищурившись, спросил бригадир.

– Не совсем. Жил в Риге, – сообщил Невский. – Но вообще местный. Красносельский.

– Почему решил домой не возвращаться, а в Ленинграде зависнуть? Ваши вроде от Союза отделились. Через десять лет как в Европе жизнь обещают.