– Постой, – спохватился Дхува и догнал Бретта. – Я же перед тобой в долгу, ты мне жизнь спас. Не могу тебя одного опустить. Но если не одолеем их… или просто не найдем…

– Тогда выберемся из города.

Они свернули в боковую улицу и прибавили шагу. На следующем перекрестке Бретт указал:

– Вот она.

Они бегом приблизились к автозаправке. Бретт подергал дверь – заперта. Он ударил ногой, расщепил дерево вокруг замка. Заглянул внутрь и произнес:

– Не здесь. Проверь следующий дом, а я загляну в тот, что сзади.

Он пересек широкую площадку, вышиб дверь, осмотрел устланный стружкой пол. Тот обрывался в десяти футах от двери. Бретт подошел к его краю, заглянул вниз. В яме футах в сорока наискосок располагалась цистерна емкостью пятьдесят тысяч галлонов. Она удерживалась на постаменте из слоистой глины, армированной сброшенным желами хитином, и из нее торчали шестифутовые обрезки шлангов, по которым когда-то подавался бензин к заправочным колонкам. С того места, где стоял Бретт, невозможно было определить, есть ли на этих шлангах заглушки.

В темной противоположной стене появился яркий прямоугольник. В дверном проеме стоял Дхува и глядел на Бретта.

– Дхува, иди сюда!

Бретт размотал веревку, сделал скользящую петлю, прикинул на глаз расстояние, бросил. Петля шлепнулась на верх цистерны, затянулась на массивном патрубке. Бретт разбил оконное стекло, привязал другой конец веревки к средней стойке рамы. Подошел Дхува, посмотрел, как Бретт приближается к краю ямы, обвивает веревку ногами и сползает к цистерне.

Подметки звонко ударились о железо. Бретт утвердился на цилиндре диаметром шесть футов, добрался до его торца, спустился к двум двухдюймовый шлангам. Проверил их упругость, улегся животом, съехал. Они оказались заглушены – твердым веществом наподобие воска. Бретт потыкал в воск стволом револьвера, посыпались крошки. Поработав пятнадцать минут, он получил тонкие струйки бензина. Еще через две минуты в темную глубину ударили мощные потоки.

Бретт и Дхува обложили канистру тряпьем, пропитали его бензином, а сверху навалили палок, бумаги, стружки и кусков угля. Веревка, по-прежнему привязанная к оконной раме, удерживала теперь полусвешенную над обрывом детскую тележку, на металлическом дне которой лежала кучка горючего материала.

– Веревка перегорит за четверть часа, – сказал Бретт. – Потом тележка опрокинется, головешки полетят в бензин. Он к этому моменту растечется по всему дну ямы и проникнет по тоннелям в другие части лабиринта.

– Но вряд ли выжжет его целиком.

– Ну хотя бы часть желов подохнет. Это все, что мы можем сейчас.

Дхува принюхался:

– Знакомый флюид, – сказал он. – У нас в Уэвли он называется флогистоном. Богатые на нем мясо жарят.

– А мы на нем поджарим желов.

Бретт чиркнул спичкой, и под веревкой заплясал огонек. Дхува неловко взял спичку и коробок, зажег костер в тележке. Несколько секунд они постояли, наблюдая. Нейлон пузырился и чернел.

– Пожалуй, нам пора, – сказал Бретт. – Насчет четверти часа я погорячился.

Они вышли на улицу. Позади из дверного проема повалили клубы дыма. Дхува схватил Бретта за руку:

– Гляди!

В полуквартале толстяк шествовал к ним во главе группы людей, одетых в серую фланель.

– Это они! – взвизгнул толстяк. – Те, о ком я вам говорил! Я знал, что негодяи вернутся!

Он укоротил шаг, опасливо глядя на Бретта и Дхуву.

– Вам лучше убраться отсюда, да побыстрее, – посоветовал Бретт. – Через несколько минут рванет…

– Дым! – заорал толстяк. – Огонь! Они подожгли наш город!

Он побежал к двери, из которой валил дым.

Бретт выхватил из кобуры револьвер, взвел курок.

– А ну стоять! – рявкнул он. – Я же ясно сказал: бегите отсюда! Мне плевать на эту толпу големов, но я не желаю смерти настоящему человеку, даже такому трусу, как вы.

– Они добропорядочные граждане! – прохрипел толстяк, уставившись на револьвер. – Вам это с рук не сойдет! Здесь теперь все вас знают! Нигде не спрячетесь!

– Мы уходим. И вы с нами.

– Всех не перестреляете. – Толстяк нервно облизал губы. – Мы вам не позволим уничтожить город.

Как только он повернулся к спутникам, чтобы отдать приказ, Бретт открыл огонь. Три голема повалились ничком. Толстяк развернулся, как ужаленный.

– Дьявол! – взвизгнул он. – Убийца! – И ринулся вперед с разинутым ртом.

Бретт уклонился, сделал подсечку. Толстяк влепился физиономией в мостовую, а големы устремились в атаку.

Бретт и Дхува били, целясь под ложечку, и сами получали неуклюжие удары в плечо, спину, грудь. Големы падали. Бретт уклонился от размашистого свинга, уложил противника, повернулся и увидел, что Дхува расправляется с последней куклой. Толстяк сидел на мостовой и зажимал окровавленный нос. На его голове чудом удержалась панама.

– Вставайте, – приказал Бретт. – Времени не осталось.

– Вы их убили! Убили всех!..

Толстяк поднялся на ноги, повернулся и кинулся к двери, из которой валил дым. Бретт поймал его, оттащил. Они с Дхувой поволокли упирающегося горожанина прочь. Когда миновали квартал, пленник внезапно мощным рывком высвободился и помчался обратно к горящему дому.

– Оставь его! – прокричал Дхува. – Поздно возвращаться!

Толстяк перепрыгнул через поверженных големов, поборолся с дверью и исчез в дыму. Бретт и Дхува припустили к перекрестку. Как только свернули, улицу сотряс чудовищный взрыв. Перед ними заколыхалась мостовая, в ней образовалась трещина. Десятифутовой ширины кусок улицы исчез из виду.

Они обогнули провал и побежали дальше, шарахаясь от фасадов, а те один за другим растрескивались и тонули в тучах пыли. Улицу сотряс второй взрыв. По всей ее длине разбегались трещины, из них била пыль. Вокруг сыпались куски стен. Бретт и Дхува бежали, опустив голову.

Запыхавшись, они перешли на шаг. Улицы были пусты, за спиной дым чернил небо. Кругом летали головешки. Ветер приносил зловоние горелых желов. На мостовую лилось предвечернее солнце. Впереди застыл, привалившись к фонарному столбу, одинокий голем в феске с кисточкой, давешний участник парада; его глаза были пусты. На подъездных дорожках стояли машины без водителей и пассажиров. Высилась на фоне заката заброшенная телевизионная башня.

– Вон там вроде есть жильцы, – указал Бретт на открытое окно многоквартирного дома с занавеской, полощущейся над горшком с геранью. – Я проверю.

Он вернулся, разочарованно качая головой:

– Все в гостиной, перед телевизором. И так естественно выглядят… Но хоть бы один шелохнулся, когда я вошел и выключил «ящик». А электричество все еще поступает. Интересно, надолго ли его хватит?