уничтожить любого, кто не придётся ей по нраву. В каждой пожелтевшей травинке ощущалось зло, что несла в сердце Ружена — не зря отец её невзлюбил. Однако гридни ехали позади невозмутимо и переговаривались всё так же, словно ничего их не настораживало.

— Повернём назад, — проговорил Кирилл, натягивая поводья Расенда.

Лешко, что ехал рядом, недоуменно приоткрыл рот и возразил, поглядывая на остальных:

— Как же так, княже? Столько ехали. Осталось всего ничего — и вдруг назад?

— Зря приехали. В этом проклятом месте я не найду ответов.

Как назло, жеребец упрямился и, негодующе закусывая удила, разворачиваться никак не желал. Кирилл даже от малых попыток совладать с ним с ног до головы покрылся потом. Гнев на бестолковую скотину горячо колыхнулся внутри. Он зачем-то ткнул коня в бока пятками — тот взвился, как от удара, и рванул с места, но не по дороге, а в непролазный кустарник в стороне.

Кирилл зацепился корзном — воротник больно резанул горло. Хлестнули ветки по лицу, руки вдруг ослабели. Он зажмурился и таки вывалился из седла, а как упал на землю, уже не почувствовал. Несколько раз он приходил в себя; его куда-то несли, но он не мог ничего на это возразить. А потом запах снадобий пробился в ноздри. Тепло дома окутало и обласкало; где-то поблизости горел огонь, разгонял мрак и тихо потрескивал, будто уговаривал, что всё будет хорошо.

Кирилл с трудом разлепил веки и огляделся. Вокруг была тесноватая, но опрятная изба с увешанными пучками трав стенами. Кроме очага, горели ещё лучины на добротном, любовно обструганном столе, а в печи что-то готовилось, наполняя клеть сладким и уютным запахом. Кирилл лежал у её теплого бока, освобождённый от тяжёлой одежды — в одних рубахе и портах, а лоб холодила тряпица, смоченная в пахучем отваре.

Вдалеке негромко гудели мужские голоса, а женский отвечал им, спокойно и мягко. Затем послышались шаги, и хозяйка избы склонилась над ним, улыбнулась, заметив, что он пришёл в себя.

Поначалу показалось, что это слегка постаревшая мать. Но Кирилл моргнул, пригляделся — нет, конечно, это не она. Лицо женщины было гораздо грубее и жестче, хоть и угадывались в нём семейные черты. Две наполовину седые косы падали на её плечи, лоб обхватывал плетёный кожаный ремешок безо всяких украшений.

— Эк крепко тебя припечатало, — слегка скрипуче проговорила она, убирая со лба Кирилла тряпицу. — Видать, сильно Корибут не хотел, чтобы ты у меня оказался. Парни твои вон рассказали, что будто вожжа тебе под хвост попала.

— Здравствуй, Ружена Воимировна, — он попытался встать, но тётка властным движением вернула его на место. — Да что-то края твои мне неприветливыми показались.

— Вот именно, что показались, — Ружена усмехнулась. — А вон людям твоим ничего такого не привиделось.

— Значит, морок?

— Он самый. Стало быть, ты разузнать у меня о чём-то приехал? А я ведь надеялась, что этого уже не случится.

Кирилл всё же сел и глянул на гридней и Лешко, что в ожидании смиренно расселись на лавке у противоположной стены. С заметной опаской они косились в сторону хозяйки, хотя она ничем ведьму не напоминала — просто женщина в летах; ну, травы ведает, а кто в них хоть чуть-чуть не разбирается? Но всё же недоверчиво посматривая на Ружену, он выпил горячий отвар, что женщина подала ему в кружке. Тот оказался на диво приятным и ароматным, непохожим на снадобья, которыми чуть что потчевал Лерх. Те, казалось бы, и полезны, а на вкус гаже любой отравы. Тело тут же наполнилось лёгкостью, будто спал с него многопудовый груз, который приходилось тащить за собой все седмицы после боя. Неужто и правда какое ведьмовское зелье?

— Получается, ты что-то знаешь? — поставив пустую кружку на стол, повернулся он к тётке.

Та неопределённо повела плечом, разглаживая сложенное на коленях полотенце.

— Что-то знаю, да не столько, сколько хотелось бы. Думаешь, чего я в своё время из дома ушла? — она посмотрела хитровато и улыбнулась. — Не потому, что дурная голова ногам покоя не даёт. И не потому, что меня, первую ведунью в роду, даже сёстры боялись. А потому что знала я от матери и бабки о проклятии, которое наложил давным-давно на наш род один волхв. Мол, не родится никогда у женщин нашей крови сыновей. Ясмина, матушка твоя, тоже о том ведала. Но это её беспокоило только оттого, что она боялась наследника мужу не родить, как время придёт. А уж что и почему, судить не бралась. Дело застарелое, как болячка. А мне вот любопытно стало.

— И ты ушла, чтобы найти ответы? Снять проклятие? — Кирилл, отчего-то стыдясь своего непотребного для князя вида, плотнее завернулся в шерстяное одеяло.

Не по себе становилось и от того, что он так близко подошёл к разгадке, что уже чувствовал дух тех времён, когда всё это случилось. Парни и вовсе затаили дыхание, прислушиваясь к их разговору.

— Я хотела найти исток, — кивнула Ружена. — Но он, оказалось, пересох так давно, что и следа не осталось. Мне удалось встретиться со старейшинами того племени, что проклятие наложило. Древнерами они зовутся.

— Постой… — Кирилл подался вперёд. — Древнеры?

— Они самые. Те, что на твоих теперь землях живут. Слыхали они о том проклятии, и даже имя мне назвали того, кого тот волхв им наградил. А вот как избавиться, конечно, никто не знал. Слишком давно те дела деялись. Да и сильных волхвов их племя больше не рождало.

— А Наяса ты случаем не помнишь?

Тётка призадумалась.

— Не помню их имён, столько лет прошло. Да и не за тем я к ним ходила, чтобы имена их выведывать.

— И что же дальше? — Кирилл разочарованно вздохнул.

Даже если бы среди тех старейшин был Наяс, всё равно это не помогло бы теперь. Сгинул Наяс в топи. Может, Корибут и постарался…

— Нахваталась я легенд да небылиц по древнерским деревням, а правды в них и горсть не насобираешь. Лишь узнала, что был Корибут великим воином, который охранял земли от зла, выходящего из нижнего мира, соседнего с Навью, а потом зло его душу и сожрало, себе подчинило, потому как он большой власти возжелал… И затем его прокляли, чтобы возродиться он не смог после смерти в муже своей крови. Такую власть он имел от своего могущества. А то ведь, коли возродится, снова примется сеять беду и смерть, — Ружена помолчала, смяла полотенце, до того старательно разглаженное. — Я подумала, что басни это всё. Детишек пугать только. А потом узнала, что Ясмина замуж вышла. А как приехала,