Вот в результате каких размышлений Хасмоней набрал номер издавна знакомого ему человека, работающего сейчас именно на шахматной кнопке, и, дождавшись ответа, сказал:

– Толя? Хасмоней. Есть для тебя новостишка – пальчики оближешь. Понимаешь, всю эту трахомудию можно поставить на уши… Нет, давай прямо сейчас ко мне. Что? Ну, не помешает. А тут круглосуточный рядом. Да, его самого. Давай. Как говорят наши оппоненты – now!

Вот так развивались события.

Но не только так. Бывало, что они и не развивались вовсе.

Вот например: как уже упоминалось, главный редактор Гречин после вторжения позвонил на Старую, чтобы проинформировать. Он и сделал это, но только частично. Как только Гречин сказал, что пропало все содержимое сейфа, глава администрации встревоженно спросил: «А статья Минича?» На этом разговор внезапно прервался, пошли отбойные гудки. Телефон был, естественно, городским; Гречину «вертушки» не полагалось. Главный редактор перезвонил; номер был занят. Гречин обождал немного и позвонил снова – с тем же результатом, а вернее, без него. Со своей стороны, и Старая пыталась восстановить связь, но безрезультатно.

Это можно было бы счесть просто стечением каких-то технических обстоятельств. Однако же…

Гридень разговаривал по телефону с Северным Кавказом, а точнее – с той самой обсерваторией, что с недавних пор поставляла ему хорошо оплаченную информацию. Разговор он, естественно, записывал на пленку – чтобы потом поразмышлять, прослушивая. Новые сведения обещали быть интересными. Человек на обсерватории, едва успев поздороваться, произнес с некоторым возбуждением в голосе: «Так вот, относительно реальной возможности катастрофы…» За этими словами последовало молчание. «Алло! Алло!» – кричал Гридень в микрофон. – Не слышу вас! Перезвоните!» Но перезвона не последовало. Гридень приказал секретарю дозвониться до Зеленой. Сделать это не удалось. Секретарь запросил междугородную, и ему ответили: «Связи нет. Обрыв на линии. Возможно, сошла лавина или что-нибудь в этом роде».

Как говорят, одно событие может быть случайным. Второе уже свидетельствует о системе. Правда, есть и другое мнение: случайностей вообще не бывает, есть лишь события, чьих причин мы не можем объяснить. Лично мы придерживаемся второго варианта. Кстати – и Гридень тоже. Поэтому, услышав о лавине, он лишь усмехнулся уголком рта. Он знал, где возникают лавины такого рода.

В чем же причина таких сбоев связи?

Ясно ведь, что покойный Люциан Иванович в России был не единственным астрономом-любителем. Таких людей, целыми ночами обшаривающих небосвод лучше или хуже вооруженным глазом, достаточно много на Руси. А во всем мире – и еще больше.

Поэтому всякому, кто знаком с ситуацией, было понятно, что «неразочтенная комета» или что это там было, словом, несущее в себе определенную опасность для Земли небесное тело (а все больше становилась уверенность в том, что оно является ничем иным, как сбежавшим спутником Нептуна, ведущим себя совершенно необъяснимым образом) неизбежно будет замечено и другими. И чем ближе оно станет подходить к орбитам планет земной группы, тем вероятнее будет возникновение все новых источников все той же информации, которую каждому сведущему хотелось сохранить в тайне. Причины такого желания, как мы знаем, были у всех разными, однако совпадали в одном: в желании извлечь из создавшегося положения как можно больше выгоды для себя.

Вследствие этого разные люди предпринимали и различные меры, направленные, впрочем, к одному и тому же: запереть информацию, не дать ей всплыть на поверхность и распространиться, выйти из-под контроля.

Если обратиться к фактам, то мы узнаем, что за все ту же неделю не внесенное в каталоги в своем новом качестве небесное тело было обнаружено еще, самое малое, девятью наблюдателями-любителями, действовавшими совершенно независимо друг от друга, а также четырьмя профессиональными астрономами, работавшими в Гарварде (США), Пик-дю-Миди во Франции, на «Хаббле», то есть в ближнем космосе, а также на космической станции, где пользовались астрографом с пятнадцатиметровым фокусным расстоянием. Иными словами – возникло еще чуть ли не полтора десятка источников тревожных сведений.

Тем интереснее становится то обстоятельство, что ни один результат этих независимых наблюдений не стал известен общественности. И даже всемогущие и всеведущие СМИ ни звуком не заикнулись о чем-либо подобном.

Трудно поверить в то, что это было чистой случайностью. И еще труднее – предположить, что ни один из удачливых наблюдателей просто не счел нужным поделиться своим открытием хотя бы с коллегами, застолбить приоритет и получить возможность увековечить свое имя хотя бы в астрономических анналах.

Да нет, каждый из них считал обнародование полученного результата не только желаемым, но просто-таки необходимым. И тем не менее…

Почему же?

Ну, что касается крупных обсерваторий, тут дело обстоит вроде бы проще; представим себе, что еще до того, как объективы телескопов и фотокамер были направлены на интересующий нас район пространства, все эти учреждения получили некое государственное предупреждение примерно такого содержания: наблюдаемое там-то и там-то явление, которое можно принять за неизвестное небесное тело, на самом деле является высокосекретной конструкцией военного ведомства сильнейшей державы мира, и конструкция эта проходит в данное время правительственные испытания по специальной программе. А поэтому всякое упоминание о нем в какой-либо форме категорически запрещается, поскольку вся программа составляет государственную тайну, и всякая попытка разглашения связанной с нею информации будет строго караться по закону.

Трудно, конечно, сказать, насколько поверили – или не поверили астрономы в истинность правительственных заявлений. Они вообще-то относятся к таким явлениям, как политика и все, с нею связанное, со скептической иронией, поскольку масштаб и значение этих явлений и в пространстве, и во времени просто-таки исчезающе малы, если рассматривать их в тех масштабах, какими астрономия привыкла оперировать. С другой стороны, астрономы – тоже люди и вовсе не хотят для себя лишних неприятностей. Так что результат предупреждения свыше оказался двояким: с одной стороны, интерес к наблюдаемому телу со стороны специалистов возрос, наблюдения его и измерения даже усилились (о чем, кстати, их просили те же инстанции, от которых предупреждение и исходило), но никакого выхода в открытую информацию результаты этой работы не получили ни в одной стране – даже в порядке обычного обмена научной информацией между астрономическими учреждениями и организациями разных стран.

Но это касается лишь, так сказать, официальной, профессиональной астрономии. А вот с наблюдателями-любителями было, надо полагать, сложнее. Рассылать им циркуляры такого рода означало бы в первую очередь – привлечь к данному явлению массу людей, которые пока еще не имели ни малейшего представления о приближающемся теле, а значит – и об угрозе, которую оно несло с собою. И если сейчас в запретном направлении смотрели по ночам, допустим, не более нескольких десятков человек, то уже назавтра после такого предупреждения их оказались бы тысячи – и тогда уже предотвратить цепную реакцию разлета информации оказалось бы совершенно невозможно. Тут явно требовались другие методы. А они, как все мы прекрасно понимаем, в распоряжении властей всегда имелись. И незамедлительно начали использоваться.