можно использовать для описания отношения к еде, а также к людям и несъедобным вещам. С учетом этого мы можем взглянуть на изучаемую нами проблему шире.

Очевидно, что возможно существование неудовлетворенных детей, а также матерей, немедленно и тщетно желающих их накормить, и можно представить себе людей, которые похожим образом не удовлетворены или переживают фрустрацию в отношениях с окружающими.

Например, рассмотрим человека, который чувствует себя опустошенным и испуган из-за дополнительных агрессивных чувств, вызванных душевной пустотой. Возможно, этот человек опустошен по вполне понятной причине: умер его лучший друг, потеряно нечто ценное, либо он пребывает в депрессии из-за какой-то еще субъективной проблемы. Такой человек нуждается в новом объекте, новом человеке, способном занять место потерянного, или в новом наборе идей или философии для замены утерянных идеалов. Можно заметить, что такой человек особенно подвержен влиянию. Если он не сможет смириться с этой депрессией, грустью или безнадежностью и дождаться спонтанного выздоровления, то должен идти и искать новое влияние или поддаться любому случайному мощному воздействию.

Также легко представить человека с огромной потребностью отдавать, наполнять людей, проникать в их суть, доказывать себе, что он может дать им что-то хорошее. Конечно же, в этом у него существует бессознательное сомнение. Такой человек должен учить, организовывать, пропагандировать, прокладывать собственный путь, своим влиянием заставляя других действовать. Будучи матерью, такая личность может перекармливать или иным образом руководить своими детьми, и существует связь между волнующим стремлением заполнить и тревожным голодом заполнения. В людях живет страх этого тревожного голода.

Без сомнения, нормальное стремление учить идет именно по этим направлениям. Все мы в некоторой степени нуждаемся в своей работе для собственного психического здоровья, причем учитель ничуть не меньше, чем врач или медсестра. Нормальность или ненормальность нашего стремления в значительной мере зависит от степени тревоги. А ученики предпочитают думать, что у учителей нет никакой насущной необходимости учить.

Теперь можно легко представить себе, что происходит при встрече этих крайностей, когда разочарованный даритель встречает разочарованного одаряемого. Один из них – опустошенный и с тревогой ищущий нового влияния, а другой – жаждущий проникнуть внутрь кого-то и оказать влияние. В крайнем случае, когда один человек целиком «проглатывает» другого, результатом может стать довольно абсурдное подражание. Такое объединение порой способствует появлению ложной зрелости или является причиной, по которой человек как будто все время играет какую-то роль. Ребенок, копирующий какого-то героя или героиню, может быть добрым, но его доброта все равно кажется наигранной. Другой ребенок отвратительно себя ведет, выдает себя за злодея, которым восхищаются и которого боятся, но вы чувствуете, что зло ему не свойственно, кажется навязанным – он играет роль. Распространенное явление – ребенок с болезнью, имитирующей заболевание кого-то, только что умершего и очень любимого.

Можно видеть, что такие близкие отношения между влияющим и подверженным влиянию являются своего рода любовными и легко могут быть приняты за настоящие, особенно самими людьми.

Между двумя полюсами крайностей находится большинство отношений между учителем и учеником. В них учитель любит учить и получать уверенность в своем успехе, но ему абсолютно не нужен успех для его психического здоровья: ученик также может получать удовольствие от предлагаемого ему учителем, не подвергаясь тревожному желанию копировать поведение учителя, запоминая или веря всему, чему его учат. Учитель должен уметь выдерживать сомнения или подозрения так же, как мать принимает различные прихоти в еде своих детей, а ученику следует научиться терпеть неудачи.

Из этого следует, что некоторые наиболее активные представители педагогической профессии могут быть ограничены в своей практической работе с учениками именно из-за своей увлеченности, которая не способна выдержать критику и проверку детьми предложенной им информации. На практике такие вещи неизбежны и утомительны, и их нельзя решить ничем, кроме как нездоровым доминированием.

Эти же соображения применимы к способу воспитания родителями своих детей: безусловно, чем раньше воспитание входит в жизнь ребенка, тем более серьезным должен оказаться результат влияющего и подверженного влиянию вида отношений, если он выставляется в качестве замены любви.

Если женщина не готова столкнуться с такими проблемами материнства, как испачканные штаны ребенка в момент срочного позыва к дефекации или прочие трудности, возникающие из-за столкновения собственного удобства и детской непосредственности, приходится думать, что ее любовь поверхностна. Она может доминировать над желаниями своего дитя, но в случае ее победы результат будет плачевным: успех такого рода легко превращается в неудачу, поскольку бессознательный протест ребенка может неожиданно проявиться в форме трудноизлечимого недержания. Разве это не напоминает преподавание?

Хорошее преподавание требует от учителя терпимости к фрустрациям из-за его непосредственности в самоотдаче, то есть кормлении; фрустрациям, которые могут остро переживаться. Ребенок, который готовится стать членом общества, естественно, также испытывает сильную фрустрацию, и ему помогают становиться воспитанным не столько указания, сколько способность самого учителя переносить присущие обучению фрустрации.

Фрустрация учителя не заканчивается признанием того, что преподавание всегда несовершенно, что ошибки неизбежны и что иногда любой учитель может поступать нечестно, несправедливо или вообще совершать плохие поступки. Еще сложнее смириться с тем, что даже лучшее преподавание иногда будет отвергаться. Дети привнесут в школьную ситуацию сомнения и подозрения, присущие их характеру и опыту и являющиеся неотъемлемой частью их собственных нарушений эмоционального развития. Кроме того, дети всегда будут склонны искажать полученные в школе знания, если их жизненный опыт не подтверждает или не опровергает эти сведения.

Учитель должен быть готов к таким разочарованиям, а ребенку придется смириться с настроениями и трудностями характера своих учителей. Иногда по утрам даже преподаватели встают с постели не с той ноги.

Чем глубже вникнуть, тем больше становится заметно следующее: если учителя и ученики живут здоровой жизнью, они становятся вовлечены во взаимное жертвоприношение непосредственности и независимости, что является почти такой же важной частью образования, как преподавание и обучение предметам школьной программы. В любом случае образование будет бесполезным даже при условии отличного преподавания предмета, если наглядный пример «ты – мне, я – тебе» отсутствует или игнорируется из-за доминирования одной личности над другой.

Какой вывод можно сделать из всего этого?

Наши размышления привели нас, как часто происходит с размышлениями об образовании, к выводу, что нет ничего более обманчивого в оценке методов обучения, чем обычный школьный успех или провал. Успех может оказаться всего лишь открытием ребенка, что самый простой способ наладить отношения с отдельно взятым учителем, конкретным предметом или с образованием в целом – подчиняться, держать рот на замке, смотреть в оба или проглатывать все подряд без разбора. Это ошибочно, потому что означает полное отрицание весьма существенных сомнений