Свое мнение мастер-лекарь поменяла через полчаса, когда приступ боли бросил меня на землю. Ощущения такие, словно в глаз вонзили раскаленный нож. Даже закричать не смог, так дыхание перехватило. Спустя мгновение вспышка повторилась во второй глазнице. Мир потемнел, словно негатив фотографии, — остались только черный и белый цвета.

Я думал, сдохну, но опустившаяся на лоб холодная ладонь отсекла болевые ощущения. По крайней мере, снизила их до почти приемлемых. Я даже немного опешил от такого резкого перехода. Открываю глаза — надо мной склонилась Женя. Взгляд направлен в себя — сосредоточена. Одной ладонью девушка прижала меня к земле, в то время как вторая скользит перед лицом. Вверх-вниз, вверх-вниз. И от руки словно тоненькие, золотистые паутинки спускаются. Переливаются. Очень красивое зрелище, особенно на общем черно-белом фоне.

Но самое интересное началось, когда я от этих паутинок отмахнулся. Глупо, но подумать я просто не успел, как-то само собой получилось. Мою ладошку слегка пощекотало, а вот Василек вздрогнула.

— Не делай так больше, — не крик, тихое шипение, — а то ослепнешь.

— Понял. Прости, пожалуйста.

Я замер в каменной неподвижности. Угроза меня нешуточно напугала.

Спустя минут пять такой иллюминации Женя облегченно выдохнула и сказала:

— Мне интересно, как ты это сделал? Считалось, что оборотень не способен напрямую воздействовать на плетение. Его не каждый маг увидеть может, а про «волосатиков» и речи не шло. Но ты же у нас — диковина, все законы побоку.

— С глазами что? — перебил я.

— Не знаю, очень сложная структура. К тому же перевертышей сканировать — то еще удовольствие. — Голос Василька выражал неподдельную радость. Этим же радостным голосом она и продолжила: — Вот если их извлечь ненадолго, мне было бы легче. Не хочешь послужить науке и магии?

— Очень смешно. Не хочу.

— Ты подумай, может, в твою честь что-нибудь назовут. Посмертно.

— Угу. Обсерваторию. — Я подпустил яду в голос, но рассмеялись оба.

— Одним словом, некогда мне разбираться с твоими гляделками. По ним диссертацию защищать можно или докторскую в нашей академии. Так что я тебя застолбила, закончим с Печатями — буду изучать.

— У нас есть академия? Первый раз слышу. — Новость меня заинтересовала.

— Достраивают потихоньку. К сентябрю обещают открыть. Одну в Москве, другую в Питере, еще десяток мелких раскидают по городам-миллионникам.

— Сильно. Молодцы. А с глазами-то что делать? Болят.

— Поболят и перестанут. Не разобравшись — не полезу, боюсь, вытекут. — Злая она все-таки. Недобрая. — Пойдем, нам еще тебя проверять на устойчивость. Я людей соберу, а ты пока в госпитале посиди, под надзором оно надежней будет. Тут, конечно, коновалы редкие, но хоть меня позовут.

В результате я уже больше часа провалялся в медсанчасти, борясь с желанием выковырять глаза к такой-то матери. Пробовал тереть и промывать, но помогает слабо. По ощущениям — будто стекольной крошки сыпанули. Тер, кстати, зря. Стало только хуже, но и остановиться уже не мог. Стоит отвлечься, как пальцы сами тянутся к лицу. Боль почти прошла, но резь осталась, и вокруг все покраснело. Натер, наверное.

После пробуждения мышцы вокруг глазного яблока стали интенсивно сокращаться. Все перестраивается, и непривычная нагрузка вызывает болевые ощущения. Это Василек так объяснила. Кстати, легка на помине.

— Ну что, раненый, готов?

— Надоели мне ваши опыты. Готов, куда я денусь?

— С подводной лодки-то… — она с улыбкой закончила предложение. — Молодчина, все правильно. Идем.

Пока шел за девушкой, думал о том, как ей удалось выжить с таким характером в обществе сверхов. Надо быть истинным профессионалом, чтобы за подобные шутки не устроили темную. Выдержать постоянный пресс ее насмешек — непростая задача. Причем я заметил, что ее мнение о человеке очень часто перенимается отделом. Такое влияние может иметь только очень хороший мастер. Любой дутый авторитет рано или поздно лопнет. Да и не тот это случай, чересчур неподдельное уважение ей оказывают боевики. А они элита. Слишком многие ей обязаны жизнью.

Одним словом, хорошая девушка. Надо держаться от нее подальше.

Как только вышли на улицу, мне резко поплохело. Привыкшие к полумраку, глаза очень болезненно отреагировали на яркое солнце. Как я домой поеду в таком состоянии? За руль садиться — самоубийство. Я и шагаю-то почти на ощупь, сквозь прикрытые веки только очертания видны. И все черно-белое. Цвета, кстати, так и не вернулись!

Пока пытался рассмотреть хоть что-нибудь, мы уже пришли. На поляне столпилось человек двадцать. Девушки, парни — вперемешку. Лиц не вижу, возраст определить тоже не могу. Одно ясно — все в белом, солнце бликует и лучиками целит прямо в глаза. Хоть вой.

— Так, господа, — раздался голос Василька. — Ваша задача на сегодня — заполнить вот этого красноглазого под завязку. Сливайтесь аккуратно, ему и так досталось. Я не шучу. Предупреждаю, Ящер уже несколько раз удивлял, и не всегда приятно. Будьте осторожней.

Девушка повернулась ко мне:

— Теперь ты. Сидишь в центре, впитываешь все, что в тебя сливают. Гарантирую, чернуху я отфильтрую. Сопротивляться или препятствовать разрешаю только в том случае, если почувствуешь себя плохо. Хотя обычно такого не происходит. Даже совсем наоборот, от такой подпитки появляется некоторая эйфория, как от передозировки. Так что держи себя в руках. Все готовы? Внимание, начинаем!

— Готов, готов. — Яркое солнце сделало меня раздражительным.

Быстрей бы уже все закончилось. Домой хочу, спать. Может, глаза пройдут, и зрение восстановится. Наглотался кровушки, на свою голову.

Дальше все происходило именно так, как описывала Василек. Сижу с закрытыми глазами, вокруг толпа народа. Стоят кольцом, за руки не держатся. Жаль, хотел поиздеваться. Длительное общение с Васильком накладывает свой отпечаток. Даже сквозь плотно сжатые веки просматриваются смутные очертания человеческих фигур.

Группа выглядела очень эффектно. Все кругом черно-белое, а вокруг головы каждого из магов разноцветная корона, ореол свечения. У нескольких к тому же интенсивно пульсируют ладони. Ауры отличаются оттенками и ритмом, полностью идентичных нет. Насыщенность, пульсация и чистота — все разное, но впечатление фейерверка не производит. Легко отличаю каждого по отдельности. Удивительное зрелище надолго приковывает внутренний взгляд, и только усиливающееся давление в макушке отвлекло меня от разглядывания красочной картины.

А она менялась прямо на глазах. От каждого из присутствующих в мою сторону протянулся луч. Было правда одно отличие в этих каналах. Изменившееся зрение улавливало в них темные образования, движущиеся в мою сторону. Нехорошие такие комки, тянуло от них чем-то неприятным. Где-то таких пятен было больше, где-то — меньше, но присутствовали они в каждой «пуповине».