войском немецких рыцарей. Из текста же «Рифмованной хроники» скорее следует, что Герпольт находился во Пскове и был псковским князем в то время, когда немецкие рыцари подошли к городу и начали осаду, и что Герпольт, сидя во Пскове, вел переговоры с рыцарями и отдал и город, и все княжество немецкому ордену.

Видимо, ко времени составления «Рифмованной хроники» в Ливонии сохранились лишь глухие воспоминания о том, что какой-то псковский князь Герпольт (Герцеслав) сыграл важную роль при овладении немецкими рыцарями Псковом, но в чем конкретно состояла эта роль, в чьем стане находился князь во время похода на Изборск и Псков — об этом уже не помнили. Кроме того, ко времени составления хроники сохранялись и какие-то воспоминания о том, что во время тех же событий князь Герпольт — Ярослав официально уступил Псковское княжество немецким завоевателям. И поскольку в Ливонии наряду с этим помнили, что Псков во время данного похода не был взят военным путем, а был захвачен путем переговоров с русскими, был добровольно сдан городскими властями, хронист связал все эти сведения воедино, решив, что если Псков был сдан и в этих событиях участвовал псковский князь Герпольт, то, значит, именно он и сдал город немцам.

Иными словами, текст хроники, посвященный князю Герпольту, не может считаться вполне надежным источником и в целом, и в частностях. В нем достоверен лишь сам факт какого-то участия князя Герпольта — Ярослава в изменнической сдаче Пскова немецким рыцарям. Весьма вероятно, что пришедший вместе с рыцарским войском к стенам Пскова Ярослав в ходе начавшихся переговоров использовал свои личные связи с псковским боярством и помог немецкому командованию уговорить (а может быть — сыграл в переговорах решающую роль, т. е. уговорил) значительную часть псковских бояр сдать город немцам. Кроме того, Ярослав, по всей видимости, действительно сделал какое-то устное или письменное заявление о передаче своих наследственных прав на Псковское княжество ордену или Дерптскому епископству (а может быть — в разное время два заявления, одно в пользу ордена, другое — в пользу епископства), поскольку эти сведения хроники подтверждаются другими данными; однако было ли сделано Ярославом это заявление в 1240 г. в связи с захватом немцами Пскова (может быть, сразу после занятия города) или в совсем другое время, вне связи с данными событиями, — точно установить невозможно.

в. О магистре

Автор «Рифмованной хроники», описывая военные действия ордена против русских в первый, удачный для рыцарей период, два раза упоминает, что в этих делах личное участие принимал глава Ливонской ветви ордена — провинциальный магистр (нем. — Landmeister von Livland): магистр приходит с рыцарями на помощь тартускому епископу и принимает участие в походе на Изборск и Псков (стих 2078), он же берет на себя функции военно-административного управления в капитулировавшем Пскове (стих 2163). Что же касается второго периода войны, приведшего к полному поражению орденского войска, то хроника не содержит никаких указаний на то, кто же командовал братьями-рыцарями во время Ледового побоища и какова дальнейшая судьба этого неудачливого полководца.

Такое умалчивание о сановнике ордена, ответственном за его поражение, вполне соответствует назначению и стилю хроники, которая должна была восхвалять доблесть орденских рыцарей и мудрость их руководителей.

Автор хроники в своем повествовании использует как хронологическую канву периоды правления отдельных магистров. События, приведшие к битве на льду и к окончательному приостановлению наступления крестоносцев на Русь, он относит ко времени магистра Германа Балке, срок правления которого в Ливонии он определяет в пять с половиной лет (стихи 2281–2294). Но именно в этом хронист обнаруживает свою полную неосведомленность в хронологии событий внутренней жизни ордена, что можно объяснить лишь тем, что в его распоряжении совершенно не было письменных источников (хроник, актов и грамот) по истории ордена за этот период.

В действительности Герман Балке был ливонским ландмейстером не более двух лет (1237–1238 гг.). В начале марта 1239 г. он уже умер. Его преемником в Ливонии в 1238 г. стал Дитрих фон Грюнинген, который и был главой ливонской ветви ордена в интересующие нас годы (1238–1242 и 1244–1246 гг.). Но в событиях на ливоно-псковской и ливоно-новгородской границах он непосредственного участия не принимал, так как руководил в это время орденскими войсками, действовавшими против куршей и литовцев на территории Курляндии[350].

Так кто же был в действительности упоминаемый хронистом магистр? Этот вопрос еще в середине прошлого века поставил А. Энгельман[351]. Он приходит к выводу, что этим лицом был Андреас фон Вельвен, который у М. Тумлера значится ливонским вицемагистром в 1241 г.[352] Это тем более вероятно, что с этим орденским деятелем обычно отождествляют персонаж из Жития Александра Невского — Андреяша[353]. Этот Андреяш, охарактеризованный как «нѣкто силенъ от Западныя страны, иже нарицаются слугы божия», приезжает незадолго до похода ордена на Русь к Александру, чтобы лично узнать его[354]. Термин «слугы божия», который мы здесь находим, перекликается с летописным термином «божии рыторѣ», как в Новгородской летописи названы взятые в плен во время Ледового побоища орденские рыцари[355]. Только в «Житии» слово «рыторѣ» заменено в соответствии с жанром произведения более общепонятным «слугы». Э. Бонель относит поездку Вельвена в Новгород к весне или лету 1240 г.[356] Несомненно, что путешествие в это время видного орденского руководителя по Новгородской земле носило разведывательный характер[357].

То, что Андреас фон Вельвен заключил от имени ордена договор с сааремааским (эзельским) епископом о разделе светской и духовной власти в завоеванных русских землях, также подтверждает его руководящую роль в проведении крестового похода на Русь[358].

г. О потерях

Сведения о потерях в боях между русскими и немцами в 1240–1242 гг. приведены в «Рифмованной хронике» два раза: в рассказе о битве под Изборском, где указаны потери псковичей в 800 человек (стих 2120), и в рассказе о Ледовом побоище, где сообщается, что орденских рыцарей тогда было убито 20 человек, а 6 взято в плен (стихи 2260–2261).

Цифра потерь под Изборском хорошо согласуется с данными Псковской 2-й летописи, в которой мы соответственно находим цифру 600. Сопоставляя эти данные, можно сделать вывод, что эта битва была действительно кровопролитной: потери исчислялись сотнями павших участников, в том числе не менее 600 псковичей. Этот вывод подкрепляется указанием Новгородской 1-й летописи, что в этом сражении «плесковиць в сугонъ много побиша»[359]. Несомненно, что в число павших под Изборском русских включены не только бояре и другие «нарочитые» люди, как это часто бывает при указании потерь в источниках феодального периода, а действительно все