Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даша снова положила девочку в кроватку и, сполоснув грудь, вернулась к ней. Устроившись поудобнее на постели, она принялась неумело кормить дочь. Девушка понятия не имела, что и как нужно делать, просто действовала инстинктивно. Кроха действительно оказалась голодной – сразу же жадно присосалась к груди.
Даша неотрывно наблюдала за ней и чем дольше смотрела, тем сильнее сжималось ее сердце…
– Прости меня, пожалуйста, за то, что твое рождение пришлось омрачить страшной ложью, – прошептала она, уткнувшись носом в пушистую макушку. – Прошу прощения, что порой была несправедлива к тебе. За то, что сомневалась, стоит ли оставлять. За страх не полюбить. Прости свою глупую маму. Я бы никогда и ни за что не отказалась от тебя. Теперь мы есть друг у друга, а остальное неважно. Я обещаю, что смогу ради тебя преодолеть все трудности!
Даша заплакала беззвучно. Снаружи лишь по щекам текли слезы, а внутри навзрыд рыдала душа. Из-за всего, что пришлось пережить на пути к этой встрече. От стыда перед собственным ребенком. Ей было жутко, совестно за все нехорошие мысли в адрес дочери. Даша когда-то боялась, что малышка будет похожа на Егора, а на самом деле это оказалось совершенно неважно. Она смотрела на ее восхитительное личико и видела лишь свою родную дочку. Но самую сильную боль сейчас причиняла ложь, которая, словно неподъемный мешок, обмотанный колючей проволокой, легла ей на плечи. И муки совести не облегчал даже тот факт, что этот обман был во спасение. Ну почему Даша не могла заткнуть свою праведную совесть и загнать куда подальше?! Почему ее душа сокрушается из-за человека, который принес ей столько горя?
ДАША
Весь день она не отрывалась от дочери, не могла наглядеться на малышку. Ее переполняли незнакомые прежде чувства. Девушка млела, вдыхая сладкий аромат крохи. А когда кормила ее, то по телу разливалась блаженная нега, невзирая на болезненную чувствительность сосков. Это казалось волшебством. Все, что было до сегодняшнего дня, будто бы осталось в прошлом, далеко за пределами больницы, утратило смысл, стало невозвратной гранью. Даше не хотелось даже думать о плохом, казалось, отныне впереди ее ждет светлое будущее. Эта маленькая девочка за сутки вернула смысл в ее жизнь, принесла с собой надежду…
Однако не могло все сразу быть настолько радужным. Только Варечка уснула, как в палату вошла Людмила Алексеевна и взволнованно сообщила:
– Пришел.
– Кто?
– Отец твоей девочки, – пояснила скомканно женщина.
Внутри все оборвалось. Девушка понимала, что такое невозможно, но все же отчаянно надеялась на то, что он без разговоров оставит ее в покое. И как она сейчас должна пойти к нему с печальным лицом, когда впервые за долгое время счастлива?! Не сможет. Егор наверняка заподозрит неладное, и тогда все усилия будут насмарку...
Однако, собравшись с силами, Даша достала футляр с колье из тумбочки и, доверив дочь врачу, отправилась на роковую встречу.
Егор ждал ее на лестничной площадке – с разрешения главврача ему позволили зайти в больницу. Девушка старалась крепко уцепиться за болезненные воспоминания того, как он с ней поступил, иначе она просто не сможет так жестоко лгать, глядя ему в глаза. И без того ее выворачивало наизнанку из-за того, что придется говорить о живой дочери как о мертвой… Даже эта страшная мысль нещадно жгла, а произносить такое вслух язык просто не поворачивался…
Она подошла и застыла напротив него, не решаясь даже смотреть в глаза. Но это необходимо сделать: она должна сейчас быть максимально жесткой, обязана заставить его навсегда оставить ее в покое. Иначе никак…
Даша подняла взгляд и вздрогнула, словно увидев перед собой незнакомого человека. Его лицо сильно осунулось, под глазами затаились темные круги, будто он совсем не спал. Взъерошенный и помятый, чего прежде Даша ни разу за ним не замечала.
«Прости меня за эту ложь, но ты не оставил мне выбора», – произнесла мысленно она и ощутила, как жалобно сжалось сердце.
– Мне жаль, – промямлил Егор одними губами.
– Кого тебе жаль? – спросила она старательно, делая голос жестче. – Себя, меня или несчастного ребенка?
– Даш, – выдохнул мужчина надорванно. – Ребенок же ни в чем не виноват.
– Но я тоже перед тобой ни в чем не виновата! – вложила она в эти слова все свое негодование, но получилось совсем не так, как надо. – Моя вина лишь в том, что я оказалась наивной и поверила в твою любовь.
– Ты права, я соглашусь со всем, что ты скажешь…
– Не соглашайся, мне не станет от этого легче! Забери, – девушка пихнула ему в руки футляр. – Я взяла его, чтобы продать, когда родится дочь, и сбежать на эти деньги от тебя. Но теперь мне оно не нужно! Все разрешилось само собой... Неправда ли? Эта беременность изначально была ошибкой, а ребенок – порождением жестокой мести. Наверное, у него вообще не было никакого шанса. Ах, если бы я только знала сразу, чем все обернется, то сделала бы аборт, не раздумывая!
– Ты так говоришь, потому что тебе больно, – выдавил Егор сквозь зубы.
– Больно, мне очень больно, и виновник этой боли ты! – ткнула она в него пальцем и продолжила шипеть: – Ты как вязкая трясина, засасываешь всех, кто близко подходит. Уничтожаешь их жизни, нисколько не сожалея об этом. Я, кажется, уже говорила тебе однажды, что даже твоя любовь губительна. Ты причиняешь боль и тем, кого любишь. Такой вот ты человек, и по-другому не можешь. Не знаю, может, тебе нравится так… Не важно! Я больше не хочу быть частью твоего проклятого мира! С меня хватит!
– Ты хочешь услышать от меня слова раскаяния, только я не умею оправдываться и никогда не умел, – произнес он и устало облокотился о стену. – Я не могу говорить красиво, как ты, чтобы простыми фразами задеть все струны совести… Но поверь, мне очень жаль, что наша дочь… умерла, – последнее он произнес дрогнувшим голосом. – Дети не должны умирать, как бы грешны ни были их родители. Наш ребенок не заслужил этого… Я бы отдал свою жизнь, лишь бы она жила… И ты…
– Слишком поздно, – выдохнула Даша, собирая всю свою волю в кулак. – Ее больше нет… Мы не можем ничего изменить.
– Ты видела ее? – спросил он, на мгновение прикрыв глаза.
– Нет… не смогла. И тебе не стоит! Приходили с ритуальной службы, я заключила договор, они всем займутся.
– Я хотел бы сам…
– Я же сказала, не нужно, – заявила она строго. – Ты не представляешь, насколько страшно хоронить ребенка.
– Знаю… – вздрогнул мужчина. – Я похоронил беременную жену…
Даша растерялась. На такое ей просто нечего было ответить. Гибель близких самое страшное горе для любого человека.
– Я согласилась на кремацию, мне будет так легче пережить, – соврала она, но при этом болезненно сморщила лицо. Разве можно лгать о таких вещах равнодушно? Этот обман ранил ее не меньше, чем его.
– Раз ты решила…