Но никто к телефону не кинулся. На карте появился аккуратный «серпик» с координатами точек поворота, расстояниями и тому подобное. Утвердили. После этого – звонок.

– Майора Хабарова, срочно.

– Слушаю.

– Пиши.

Ему передали пятнадцать точек, предупредили о Выставе и о том, что с северо-запада имеем мертвую зону по малой высоте.

– Записал? Это все в приказ, проверить камеры, для работы звена более чем достаточно. Обеспечить плотное прикрытие. Предупредить, что зениток много. Там два моторизованных корпуса. И у финнов самолеты с большим запасом топлива, отрываться ходом. Как понял?

– Понял, разрешите выполнять? – ответил Хабаров и повесил трубку. Не любил он задания, в разработке которых лично участия не принимал.

– Передайте, что пленки можно не проявлять, сразу в штаб фронта.

– У нас не Пе-2. Съемки будут низковысотные, с 2,3 километра. И их соединять и согласовывать надо.

– Ну, тогда мы к вам приедем.

– Добро пожаловать. Разрешите идти?

– Да, до встречи.

Машины возвратились, но без двух самолетов. Они сели в Выставе, оба повреждены, Васильев ранен. Саша Хабаров забрал рулоны с пленками, в Выстав вылетели механики и замена Васильеву, чтобы перегнать самолеты обратно. Пришлось и этих сопровождать, потому что обещанное «противодействие» было, и было сильным. Немцы готовят что-то у Ладоги, но нашего появления там они не ожидали.

Воздушный бой прошел без потерь с нашей стороны, а вот от зениток уберечь мы не можем, тут – как повезет. Новинка немецкая! Звено сверху, а пара, ротте, снизу пытается прорваться к разведчикам. Звено бросается наутек, дескать, ой боюсь, боюсь, боюсь! А нижние пытаются остаться незамеченными и атаковать из нижней полусферы. «Фоккеров» нет, только «фридрихи». Без локатора – полная тоска! Привыкли!

Пленки еще сохли, когда появился Евстигнеев в компании с несколькими младшими и старшими командирами. Таких мы еще не видели! Их в кино не показывают, в газетах не публикуют. Молчаливые, тихие, в камуфлированных костюмах. Антабки у оружия обмотаны, ни стука, ни звука. Глаза внимательные и лиц не запомнить. Волкодавы от разведки, псы войны. Это не Панин в роли Мамочкина. Они вошли, говорил только Евстигнеев, узнав, что есть время, тихонько сели на стулья и на пол, где кто стоял, и через минуту уже спали. Когда фотографы закончили раскладку, генерал тронул одного из них за плечо, причем мне показалось, что он и прикоснуться не успел, последовало короткое движение локтем, и все уже на ногах, в руках немецкие складные цейсовские линзы, неизвестно откуда появившиеся карандаши. Через несколько минут тишины и звуков шуршания грифеля о фотобумагу, оторвались от фотографий. Один из них подал генералу список, который он составил по знакам, которые молча показывали разведчики.

– Спасибо, летуны. Удобная штука, – тихо произнес один из них, а остальные кивнули.

Генерал оторвался от бумаги, переданной разведкой, поправил прическу, обтер губы и произнес:

– Да-да, спасибо. Через сутки – повторим и сравним. До встречи, капитан. Да, сегодня из Кобоны выйдет ваш груз. Прикрытие не потребуется. Его прикроют бронекатера. Нашли шесть машин, насколько я понимаю, разукомплектованных малость, и две целые, но нет электростанции. Завтра будут в городе. Взял это на себя. До встречи.

– До свидания, товарищ генерал.

Из его слов осталось непонятным: какой груз проследует из Кобоны и какие машины нашли? Но задавать вопросы Петр и остальные присутствующие в штабе не стали. Слишком озабоченным выглядел генерал. Видимо, ребята сняли что-то ценное. Васильев – в санчасти полка, делают операцию, три осколка от «эрликона» принял, но машину посадил. Обе машины получили повреждения маслорадиатора и маслосистемы, и требуется думать, как это прикрыть. И вообще, разведкой, видимо, придется заниматься часто, требуется что-то придумать, чтобы защищаться от «эрликонов». Но путного в голову ничего не лезло, сказывался постоянный недосып и большое количество вылетов за последние дни. Петр об этом сказал прямо в штабе, попросил всех подумать, что можно сделать, и пошел отдыхать в соседнюю комнату. «При пожаре выносить вместе с одеялом!» Но ночь прошла спокойно.

Утром позвонил Евстигнеев, зовут его Петр Петрович, и приказал повторить вылет. В этот раз Петр пошел на сопровождение, чтобы лично посмотреть условия, в которых придется работать полку.

Немцы, взяв Любань и упершись в оборону на реке Тосна, пошли в обход, на север, мимо Пельгоры и торфоразработок, на Шапки, в обход узла обороны. Взяли Мгу, Павлово-на-Неве, двинулись вверх по Неве, к ее истоку, и захватили Шлиссельбург. Этот район обеспечивал всю энергетику гигантского города. Здесь добывали торф для электростанций и многочисленных котельных города.

Киношные «буржуйки» блокадного Ленинграда в старом городе немного смешат: переход на водяное отопление еще только начался. Во всех домах, кроме новостроек, существовали печи. Более того, они сохранились и сейчас. Центрального отопления не было, имелось «централизованное», когда в каждом квартале оборудовалась котельная, которая использовала торф, добытый в районе Шапок, Малуксы, Назии, Керести, которым и отапливались дома города. Этот же торф использовали и электростанции города. Но стояло жаркое лето 41-го года, и никто не ожидал, что 8 сентября все районы торфоразработок окажутся у противника. Топлива в городе практически не было. Массово хранить его было негде, город обеспечивался «с колес». Для этого вокруг него были построены в конце XIX – начале ХХ века многочисленные железные дороги и склады. И все это оказалось за пределами «кольца». В руках защитников города оставался только «поселок № 2» и «поселок № 13», которые под непрерывными налетами ФИНСКОЙ авиации (это специально для любителей Маннергейма и переписывателей истории) и обеспечивали, как могли, оборону города. Там же был расположен аэродром Борисова Грива, место совместного базирования армейской и флотской авиации, обеспечивавшей функционирование этих торфоразработок и «Дороги жизни» все 900 дней блокады. Торф в городе был по карточкам. Им отапливались и землянки защитников Ленинграда. О хлебе пишут много, но когда холодно, то всегда есть хочется гораздо сильнее, и согреться. Начиналась битва за хлеб и топливо, в ходе которой погибнет огромное количество солдат и офицеров РККА и РККФ, чтобы спасти жителей. И в этой битве никто не будет спрашивать о том, почему не вернулся из боевого вылета самолет. Нет данных? Высылайте еще разведчиков.

Так вот, пока Петр «мирно спал», те самые «волкодавы» форсировали Неву напротив Невской Дубровки, вырезали береговое охранение 20-й моторизированной дивизии и обеспечили переправу на плацдарм 1-го батальона 576-го стрелкового полка 115-й стрелковой дивизии, который в ночном бою продвинулся вперед на полтора километра и на километр в обе стороны. Что позволило начать переброску на плацдарм, несмотря на немецкий огонь из здания 8-й ГРЭС. Но сосредоточить огонь на переправляющихся войсках немцы не могли. Вместе с пехотинцами действовали и моряки 4-й бригады морской пехоты, высадившиеся севернее, на северной окраине 1-го Городка (современного Кировска), почти у самой ГРЭС-8. Их действия позволили пехотинцам перебросить еще 800 человек и четыре 76-мм орудия. Поэтому Евстигнеев, помимо разведки, требовал помочь десантам. Петр оставил два звена второй эскадрильи в Лисьем Носу, а остальным составом вылетели на разведку и штурмовку, срочно подвесив на машины РО, РОФС-132 и бомбы.