Мария с любовью прижала к своей груди голову сестры и поцеловала ее несколько раз.

— Милая Эва, ты стараешься успокоить меня, но тебе это не удается. Ведь я вижу, что ты и сама встревожена не меньше меня.

— Уверяю тебя…

— Не надо… Я научилась все читать в твоем сердце. Ты побледнела, а это выдает тебя, ты страдаешь не меньше меня. Выскажи мне свои мысли, дорогая Эва.

После этих слов Эва не могла больше удерживаться от слез, не могла, как ни старалась, скрыть свои опасения. Она обняла Марию и проговорила сквозь рыдания:

— Да, я страдаю… Я боюсь… И у меня тоже предчувствие…

— Вот видишь! Ты испытываешь то же самое, что и я! — вскричала Мария. — Ты боишься, что грозовая туча, набежавшая на наш дом, коснется Джорджа и Эдуарда?

— Да, я действительно этого опасаюсь, Мария. Ты высказала мою мысль.

— И у нашего страха есть причины. Мне кажется, что мы еще не вполне отстрадались, что убийство нашего воспитателя, которого мы любили как отца, приведет к ужасным последствиям.

Эва едва смогла выговорить:

— О! Тогда мы погибнем!

— Господь, если Его воле будет угодно, поможет нам, сестра, будем надеяться на Него и сейчас помолимся, чтобы Он спас нас и оградил нас Своею всемогущей десницей.

— Помолимся, Мария.

И два невинных сердца устремились с мольбой к небу, два нежных голоса соединились в трогательной, беззаветной молитве, которая не могла не достигнуть подножия престола Всевышнего.

Раздался тихий стук в дверь. Молодые девушки встали.

Мария спросила:

— Кто здесь?

— Это я, мисс, — раздался девичий голос, — это я, Скиндия!

— Войди.

Дверь отворилась и пропустила служанку. Это была хорошенькая девушка лет пятнадцати, с правильными чертами лица, с золотистым цветом кожи и большими черными глазами. Густые черные волосы ее лежали, рассыпавшись по плечам.

Во время разговора молодых девушек сумерки сменились густым мраком. Быстро стемнело.

Скиндия внесла в комнату два серебряных подсвечника со вставленными в них свечами. Осветив комнату, она поглядела на Марию, как бы ожидая, что та обратится к ней с вопросом.

— Что ты хочешь сказать, Скиндия? — спросила ее Мария, опасения которой внезапно рассеялись при появлении молодой девушки.

Скиндия отвечала на ломаном английском языке:

— У вашего дома стоит паланкин, весь в золоте…

— Паланкин у нашего дома! — повторила изумленная Мария.

— А в паланкине богатая дама в роскошном платье.

— Кто она?

— Не знаю, я спросила ее об этом, но она не захотела отвечать. Ее лицо закрыто вуалью.

— Что ей нужно?

— Видеть вас, мисс…

— Нас! — в изумлении воскликнули обе сестры.

— Да, вас. Она выразила желание видеть мисс Марию и мисс Эву.

— Сейчас мы не в силах принять кого бы то ни было, — заметила Мария.

— Я знаю это, поэтому и сказала ей, что вас нет дома, но она настаивала.

— Может быть, у нее есть известия для нас? — проговорила Эва.

— Известия? О ком? — спросила Мария.

— Об Эдуарде и Джордже.

— Скорее всего ты права, сестра. Другая причина не могла бы привести сюда эту даму.

— Тогда примем ее.

— Проси ее сюда, — обратилась Мария к индуске.

— Сейчас! — проговорила Скиндия, выбегая из комнаты.

— Только бы эта женщина не оказалась вестницей скорби, — сказала Эва таким тихим голосом, что Мария с трудом смогла ее расслышать.

— Не следует преждевременно расстраиваться, подождем: время объяснит все.

Дверь снова отворилась, и Скиндия ввела в гостиную богато одетую женщину. Густая вуаль, наброшенная на голову, полностью скрывала ее лицо, однако даже сквозь нее виднелись сверкающие черные глаза.

Незнакомая женщина медленно направилась к молодым девушкам и, остановившись в нескольких шагах, поклонилась им. Мария сделала Скиндии знак, чтобы та вышла, и обратилась к незнакомке:

— Вы настойчиво желали видеть нас, хотя знаете о нашем горе. Наверное, для этого у вас есть важные причины? Но позвольте сначала спросить у вас…

Молодая девушка остановилась.

— Конечно, вы хотите, мисс Мария, спросить, кто я?

— Совершенно верно.

— Сейчас вы узнаете.

Произнося эти слова, незнакомка откинула вуаль. Молодые девушки, одновременно взглянув на нее, остановились в недоумении: не обманывает ли их зрение, не мерещится ли им?

— Вы не ошибаетесь, — отвечала женщина, грустно улыбаясь. — Это я!

— Принцесса Джелла! — воскликнула Мария.

— Принцесса у нас в доме, — сказала Эва.

Марии пришла в голову мысль, что ее самые мрачные опасения, самые тревожные предчувствия начинают осуществляться.

Принцесса в течение нескольких секунд совершенно безмолвно смотрела попеременно то на одну сестру, то на другую. На ее лице выражалось самое теплое участие к этим молодым девушкам. В ее взоре чувствовалось добродушие. При взгляде на нее можно было подумать, что это старшая сестра, сердце которой исполнено умилением при виде двух младших, с которыми она долго находилась в разлуке.

Наконец принцесса заговорила.

— Милые, бедные девушки, — начала она трогательным голосом. — Наверное, мой визит очень удивляет вас, даже тревожит?

Она взяла руки Марии и слегка пожала их. Затем, как бы не замечая, что это пожатие вызвало у девушки нервную дрожь, продолжала:

— О, соберитесь с силами, мои дорогие, успокойтесь! Одно лишь искреннее участие и теплое сочувствие к вам обеим заставило меня настаивать на немедленном свидании.

Если бы кто-нибудь во время речи принцессы стоял у окна и вглядывался бы в сгущающийся мрак, то заметил бы среди лиан, заполнивших сад и образовавших зеленый свод над входом в дом, промелькнувшую фигуру невысокого роста. Чтобы не обнаружить себя, человек пробрался по карнизу веранды до первого из открытых окон и, прижавшись между двух ваз японской работы, пробормотал едва слышно:

— Отсюда мне будет все видно.

Это был Казиль.

— Почему вы молчите? Почему не отвечаете мне? — спросила принцесса Джелла, стараясь придать своему голосу самый нежный, исполненный ласки оттенок.

— Мы благодарны вам, принцесса, — заговорила Мария, — за ваше расположение и внимание, оказанные нам, однако…