А теперь главный вопрос: что так возмутило Горбачева, почему статья названа так жестко: «Черт побери, до чего мы дожили!» Агрессивность США, нарушивших ВСЕ данные Горбачеву обещания? Кризис экономики? Глобальное потепление? Угроза удара по Ирану с перспективой ядерного конфликта?

Президент СССР Михаил Горбачев в интервью радио «Свобода» возмутился вот чем: «Избирательную систему в стране доломали совсем, — заявил он. — Это то, что я называю: черт побери, до чего мы дожили!.. То, что произошло 11 октября, задевает меня за живое, я начинаю говорить резкости, хотя не люблю, когда политики это себе позволяют».

Главная мировая проблема, по мнению Горбачева, это подтасовки на выборах в Мосгордуму…

Вспоминая трагические события, происшедшие в Осетии, мы предоставляем слово Наталье Дзукаевой. Выпускнице цхинвальской школы № 6 и Юго-Осетинского государственного педагогического института, историку. События, сейчас известные как «Война 08.08.08», она пережила в своем родном городе. В Цхинвале…

«11 августа 2008 года. Утро. Сегодня нам впервые разрешили выйти из школьного бункера. Первое, что бросилось в глаза, — огромное количество мусора: кирпичной крошки, кусков штукатурки и бетона, разбитых стекол, щепок, каких-то полуобгоревших бумаг, непонятного и непонятно откуда взявшегося тряпья и срезанных осколками и шальными пулями еще живых, не увядших веток. Хаос и разруха… И среди всего этого хаоса — щенок. Донельзя грязный, надо полагать, когда-то он был белым. У щенка полностью нарушена координация. Он, словно дергаемая за нитки нелепая тряпичная кукла, брел, не разбирая дороги.

Первым моим побуждением было его покормить. Каково же было удивление, когда он отказался от предложенного ему кусочка хлеба, а потом и от воды. Он упорно продолжил куда-то идти. Не разбирая дороги, натыкаясь на предметы, стены, чьи-то ноги. Щенок пытался попасть внутрь бункера, в котором уже никого не было. Его неуемное стремление спрятаться под землю привлекло не только мое внимание. Мы не сразу поняли, что щенок ничего не видит. Что он ослеп.

Всю дорогу от Цхинвала до столицы Северной Осетии я думала о нем и о том, что могло с ним произойти. И только во Владикавказе я поймала себя на мысли, что мало чем отличаюсь от того щенка, — я тоже «бреду», не зная куда, практически не в силах думать о чем-либо рационально и связно. Три дня войны сделали инвалидом безымянного щенка и превратили в полуживое существо мой родной город. Мой Цхинвал.

Возраст Христа… Мне всего тридцать три года, а я уже была свидетелем двух войн, развязанных Грузией против моей Родины. В 90-е я мало что понимала в происходящем. Да и что может понимать в методичном геноциде своего народа перепуганная школьница?!

Детство закончилось как-то сразу. Восстанавливать произошедшее в памяти очень сложно, вспоминаются лишь абсолютно не связанные друг с другом обрывки. Врачи называют такое состояние посттравматическим синдромом. В 92-м интенсивные артиллерийские обстрелы пришлись на конец учебного года. Школы закрылись. Мой аттестат зрелости забирал отец. Забирал под обстрелом. У моего поколения не было последнего звонка, не было выпускного бала. Знаю, что это глупо, но с тех пор не люблю эти праздники. Одно упоминание о них причиняет боль, а приглашение на выпускной вызывает непреодолимую панику.

В начале 90-х долгожданный для Южной Осетии мир воцарился после подписания Дагомысских соглашений. Но и при Эдуарде Шеварднадзе, и при свергнувшем его Михаиле Саакашвили продолжилось выдавливание и физическое уничтожение коренного населения республики. Делалось это весьма настойчиво. Провокации и убийства длились семнадцать долгих лет. Для "окончательного решения осетинского вопроса" была выбрана уже ставшая знаменитой дата — 08.08.08. В то время, когда внимание всего мира было приковано к открывшейся в Пекине Олимпиаде, под покровом ночи Грузия начала военную операцию…

Весь день 7 августа крупнокалиберная артиллерия вела беглый обстрел города. Во время таких обстрелов основная опасность грозит жителям окраин, но наша семья живет в самом центре города, и поначалу это позволяло нам чувствовать себя в относительной безопасности. Ближе к вечеру стороны договорились о прекращении огня, за которым последовало неожиданно миролюбивое выступление Михаила Саакашвили по грузинскому телевидению. Многие решили, что произошедшее было очередной грузинской провокацией, которая только что закончилась. В хорошее легко верится…

Ближе к полуночи, когда город отходил ко сну, раздался первый оглушительный взрыв. За ним последовал второй… После третьего сомнений не осталось — надо спускаться вниз. Подвала, способного защитить от артиллерийского обстрела, в нашем доме нет, есть только гараж. Выжидать не имело никакого смысла. Практически сразу погас свет. В ту ночь мы впервые услышали новый звук — выматывающий душу рев, сопровождающий полет реактивных снарядов. Система «Град», принятая на вооружение еще в 1963 году, гарантированно поражает удаленные до 30 километров цели… То, что эти "гарантированно поражаемые цели" все мы — мой родной город, я, моя сестра и наша мама — вызывало только одну эмоцию. Страх.

Обстрел продолжался всю ночь, без пауз. Дважды слышался рев двигателей низко пролетавших самолетов, и сразу за ним, резкий, оглушающий звук разрывающихся реактивных снарядов. От близкой взрывной волны вылетели стекла. Все ходило ходуном. Откуда-то слышались женские крики. Треск ломавшихся деревьев казался треском рвущейся под руками насильника одежды.

С восходом солнца стрельба стала еще интенсивнее, но на душе стало немного легче — быть убитыми в кромешной темноте казалось страшнее. К десяти утра канонада на время прервалась: в город входили грузинские танки и пехота. Затишье дало возможность подбежать к воротам и послушать, что там за ними происходит. В щелочку между створками было видно немногое. Поначалу было тихо, но вскоре послышался топот пробегавших мимо ополченцев.

Выглянув за ворота, увидела спешащих куда-то соседей, нагруженных какими-то сумками и узлами. Кто-то из них крикнул: "Мы уходим!" На вопрос: "Куда?" — они, не останавливаясь, ответили: "Да куда угодно, лишь бы подальше отсюда!"

…Несколько дней спустя, уже по пути во Владикавказ, один из знакомых сообщил, что соседи погибли, так и не покинув своего дома. В общий внутренний двор, где у нас был огород, попала мина. И у нас, и в нескольких соседних домах ее разрывом выбило все стекла, двери, оконные рамы… Если бы в то августовское утро я не вышла на улицу и не привлекла внимание незнакомого ополченца, мы бы тоже остались в своем доме и разделили трагическую участь наших соседей…

Проводив мою маму и сестру до убежища, парень-ополченец вернулся за мной. Как раз в этот момент в конце улицы появились грузинские танки. Мы все бросили и побежали что есть духу, но через какое-то время я поняла, что парень бежит не рядом со мной, а чуть позади, пытаясь закрыть меня собой. На мое возмущенное замечание он ответил не менее возмущенно: "Пока я жив, ни одна осетинская женщина не погибнет!"

Практически сразу после нашего появления в бомбоубежище послышались оглушительные взрывы. Затем, буквально под окнами школы, появились танки. Ополченцы попросили всех лечь на землю поближе к стенам. По состоянию здоровья моя мать не смогла это сделать. Мы с сестрой, понимая это, просто прикрыли ее собой, чем вызвали недоумение одного из ополченцев. Затем он, поняв причину такого нашего поведения, подошел к нам и склонился, прикрывая всех нас своим телом.