Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юлия спрятала лицо в ладонях. Георг мягко отвел ее руки от залитого краской лица.
— Не надо, милая… Я тоже сейчас только понял все это… Но куда уж тут денешься, видно, судьба… — И он осторожно поцеловал ее в полуоткрытые губы.
Губы дрогнули, ответили. Не открывая глаз, она обхватила его за шею и прижала с неожиданной силой. Кресла, расправляясь, слились и вытянулись в одно широкое ложе.
Волны мягко накатывали на песок и тихо исчезали в нем. Прибрежная полоса темнела, но вода просачивалась вглубь, и ровная, выглаженная волной песчаная полоска светлела на глазах — до следующей волны. Георг подгреб валик горячего песка и улегся на него грудью. Чуть скосив глаза, он наблюдал за Юлией. Капли воды блестели на загорелой коже; скрестив на песке руки, она положила на них подбородок и задумчиво смотрела вдаль. Глаза ее словно вобрали синеву моря.
«Как немного женщине надо, — подумал Георг. — Еще неделю назад она была сплошной сгусток нервов, а теперь успокоилась, привыкла, принимает все как должное, словно так и надо. И как бы ни было шатким статус-кво, она спокойна, словно впереди у нас целая вечность…» Георг отнюдь не был настроен так безмятежно. Он все еще чувствовал себя не в своей тарелке. Это не было каким-то осознанным чувством вины, просто его ни на минуту не оставляло смутное ощущение душевного дискомфорта. В отличие от Юлии он отчетливо понимал, что вечно так продолжаться не может.
Подошли Стивен и Марта. Стивен был весел, оживлен и словно налит упругой силой. Он не садился, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Грудь его вздымалась, он широко дышал после заплыва. Он встряхнул руками, мышцы мягко перекатились под кожей; капли воды сорвались наземь, блестящими шариками прокатились по песку и замерли, на глазах одевшись в тусклую пленку мелкой серой пыли. Марта беспокойно оборачивалась — на мелководье барахтался Джорджи, наотрез отказавшийся выйти из воды.
Георг закрыл глаза, продолжая видеть залитый солнцем пляж, фигурки купальщиков в белых бурунчиках взбудораженной ими воды, великолепного Стивена, робкую Марту и, конечно же, Юлию… Он всех сейчас любил — и Марту, и Стивена, и неведомых купальщиков. У него стеснило сердце, и он задержал дыхание, справляясь с волнением.
— Лентяи! — сказал Стивен глубоким сильным голосом, и Георг живо представил его мужественное сухое лицо и смеющиеся глаза. — Лежебоки и лентяи! Юлька хоть окунулась, а вы, Георг, по-моему, как легли, так еще и глаз не открывали! Лентяй! Вы лентяй, Георг!
— Странный лентяй. И странный лежебока, — сказал Георг, не пошевелившись и не открывая глаз.
Стивен захохотал, откинув голову. Отсмеявшись, он неожиданно серьезно сказал:
— Все хорошо, что хорошо кончается. — Он повернулся к жене, пошевелившейся нетерпеливо, но ничего не сказавшей. — Чувствуешь иногда, как что-то происходит, а сделать ничего не можешь… И облегчение, когда все вроде уладилось. Как нарыв — зрел, зрел — и лопнул… И облегчение. Всеобщее…
Георг не шелохнулся, не вымолвил ни слова. «Интересно, почему мне не совестно? — подумал он. — Ведь должно бы… Видимо, мы уже так далеко зашли, что все понятия сместились… И к Стивену ни неприязни, ни раздражения. Может быть, сочувствие, да и то не сильное — себя мне жальче. Ведь никто же не виноват, что так все получилось…»
— Джорджи, — слабым на открытом пространстве голосом позвала Марта. — Джорджи, пора на берег!
Марту было тоже жалко. Георг затаил дыхание — так вдруг навалились на него жалость и любовь. «Нет, хватит, — тоскливо подумал он. — Я становлюсь неврастеником. Да и вообще это же невозможно — любить сразу двух женщин…»
— А вот сейчас я его из воды!.. — мужественным голосом объявил Стивен и решительно направился к морю.
Имманен-младший восторженно завизжал и, вздымая тучи брызг, кинулся бежать по мелководью. Марта всплеснула руками и поспешила за своим чадом. Георг приоткрыл глаза и посмотрел вслед. Конечно, Марта слегка отяжелела в последние годы, но все еще могла нравиться мужчинам. Странно, но лишь теперь, сию минуту, Георг по-настоящему почувствовал вину перед ней. Он повернулся к Юлии — тут было совсем другое. Оно медленно заполняло его — всего, полностью, вытесняя все рефлексии, все страхи, всю неуверенность. Юлия ответила ему полным любви взглядом. Теперь, когда все определилось, она отбросила сомнения. Она ни о чем не жалела, ничего не хотела изменить, не боялась ничего в будущем. Раз и навсегда решив и решившись, она больше ни о чем таком не думала.
— Я ведь нашел того парня, — сказал ей Георг. — Его зовут Джерри Ковач, работает он на заводе летательных аппаратов. За тобой он следил явно по собственной инициативе. В одиночку…
— Не знаю, что ему нужно, — помрачнела Юлия.
— Он либо великий артист, либо у него есть двойник, — похоже, что этот Ковач ни сном ни духом не подозревает о нашем с тобой существовании…
— То есть как? — широко открыла глаза Юлия.
— А вот так… — невесело усмехнулся Георг. — Если бы у меня челюсть все еще не болела, я бы так и решил, что мне все показалось… Но я не сказал еще самого главного…
Он приподнялся, повернулся к Юлии и сел, опираясь на руку:
— Я познакомился с «друзьями порядка». Ну, не совсем познакомился, но убедился, что они существуют на самом деле. Короче, я решил последить за Ковачем — не поверил я ни в то, что он о нас не знает, ни в то, что у него есть двойник!
— Ну и?..
— Ну и тут же обнаружил слежку. За ним. Следили несколько человек, непрерывно сменяясь…
— Георг, ты понимаешь, что говоришь? — тихо спросила Юлия. — Этого же не может быть! Это же… Это… видеофильм какой-то! Слежки, погони, тайные организации… Чушь какая-то!
— Ты думаешь? — криво улыбнулся Георг. — Они ведь и меня засекли. Один из них пошел за мной…
Юлия в испуге прижала руки к щекам. Георг мрачно продолжил:
— Наш общий знакомый Ковач в прошлый раз наглядно показал, что в таких случаях надо делать…
Он покосился на ободранные костяшки правой руки. Юлия проследила за его взглядом и ахнула:
— Георг, ты его… ударил? Ты ударил человека?
— Он, по-моему, так и не понял, что произошло… — Георг проглотил чуть не сорвавшиеся с языка слова о том, что назад уже все равно хода нет. Снявши голову, по волосам не плачут.
— Но ведь так же нельзя… — в ужасе сказала Юлия.
— Можно, — убежденно заявил Георг, потрогав машинально челюсть. Она уже не болела. Запнувшись, он поколебался и все же добавил: — Кроме того, ты ведь представляешь, что будет, если о нас с тобой станет известно?
Она представляла. Да что там представлять — она знала точно. Остракизм, гнет всеобщего презрения… И это еще не самое страшное — шепотком передавались истории, как таких вот возмутителей общественного спокойствия направляли в Центр здоровья для восстановления психического равновесия. Оно, конечно, правильно — нормальный человек разве станет нагло бросать вызов обществу? Но с другой стороны — а мы? Мы что, тоже психически неуравновешенные люди? Логически вроде бы так, ведь нарушена одна из основных заповедей — семейная. С другой стороны, Юлия не чувствовала себя ненормальной или вконец испорченной. Скорее — несчастной, что так все сложилось… Тут же Юлия мысленно поправила себя — счастливой. Она чувствовала себя счастливой, несмотря ни на что, несмотря на ожидавшие ее — она фаталистически была уверена, что возмездие неминуемо, — злоключения. Что ж, Юлия не считала эту цену за счастье чрезмерной…