— Ты очень больна, Элинор.

Он говорит что-то неправильное, вынуждая Элинор очнуться и выбраться из уютного кокона.

— А я вместо того, чтобы обратиться за помощью к психиатру, только усугублял твою болезнь. Давил, кричал и вел себя, как полный мудак, — покаянно продолжает Крис. Да, отчасти все так и было, кроме одного существенного «но».

— Я здорова, — царапая ногтями его футболку, Лин чуть подается назад и запрокидывает голову, с отчаянной мольбой вглядываясь в скрытое полумраком лицо мужа. — Послушай меня. Я вспомнила Дика.

— Ты его и не забывала, — с горечью отзывается Крис. В стальных радужках качаются звезды, гаснут и вспыхивают, танцуют, как пыльные мотыльки. — Я бы порадовался, вспомни ты меня, но мы снова говорим о твоем любовнике.

— Он не мой любовник, — тихо возражает Элинор.

— Не начинай, — тряхнув головой, Кристофер отстраняется, вновь создавая между ними зону отчуждения.

— Дик — пациент святой Агаты… Пациент F602299, — сбивчиво произносит Лин и подползает к мужу на коленях, сокращая воздвигнутую пропасть. — Мы познакомились с ним там, в клинике. Он преследовал меня, Крис, а я не понимала. Ничего не понимала, — цепляясь за каменные плечи, взволнованно шепчет Лин. — Я была не в себе. Мне что угодно можно было внушить. Любой бред я приняла бы за истину, а реальность за бред. Дикие головные боли, каша в мозгах, амнезия, психоз, расстройство личности, бессонница, паранойя, депрессия. Ты читал список моих диагнозов? Ни в одном человеке не уместится столько. Врачи сами не могли определиться, что со мной происходит. Они травили меня таблетками, глушили симптомы, превращая в послушную и удобную апатичную куклу. А он… Он слушал и говорил… Он так много говорил со мной, и я убедила себя, что слышу собственный голос, что разговариваю сама с собой. Я находилась в пограничном состоянии, это все равно что сон, Крис. Когда мир имеет неясные, расплывчатые, постоянно меняющиеся очертания. Он выглядит так, как будто на полотно с написанным пейзажем вылили стакан воды. Ни четких лиц, ни контуров, ни голосов. Все условно, как в тумане. Я считала его галлюцинацией. Понимаешь? Долбаным вымышленным другом, какие бывают только у детей, а он тем временем забирался мне в голову.

— Элли, остановись, — мягко произносит Крис, подхватив пальцами ее подбородок, ласково поглаживает скулы. — Послушай себя…

— Нет, это ты послушай, — накрывая его губы ладонью, умоляет Элинор. — Мне столько лекарств давали, Крис. Иногда я спала сутками, а потом столько же бродила по больничным коридорам, прицепив к животу подушку и представляя себя беременной. Я дралась с другими пациентами, готова была убить любого, кто осмелился бы сказать, что я сумасшедшая и не жду никакого ребёнка, — голос Лин срывается, по щекам ручейками стекают слезы, горло дерет от невыплаканной боли, но ей нельзя молчать. Так много нужно объяснить… — А в самом начале меня держали в палате с мягкими стенами, привязывали к кровати. Я ходила под себя и мычала, как животное. Не могла самостоятельно есть, пить, думать. Только капельницы, лекарства и мерцающая лампочка в потолке. Я умирала, Крис. А где ты был все это время? Почему ты не приходил? Почему ты позволил всему этому случиться? Почему ты бросил меня там совсем одну? — сдавленно всхлипнув, она жмется щекой к шее Кристофера, чувствуя, как интенсивно пульсирует ярёмная вена на его горле. Он задерживает дыхание, словно сказанные слова ставят его в тупик или задевают за живое.

— Я не мог вмешиваться в схему лечения, Эль. — выдохнув, напряжённо произносит он, крепче сжимая жену в своих объятиях. — Ты не хотела меня видеть. Ты меня не узнавала, обвиняла черт знает в чем...

— Мне так страшно было Крис. — не дослушав его оправдания, бормочет Лин. — Я день с ночью путала, мерещилось всякое. А Дик… Он просто воспользовался моим состоянием.

— Откуда ты знаешь, что сейчас тебе не мерещится, что ты говоришь со мной? Уверена, что со мной? — протянув одну руку к прикроватной тумбочке, Крис включает ночник. Прищурившись от вспышки света, Элинор трет заслезившиеся глаза.

— Потому что я здорова! — с отчаянной уверенностью восклицает она, глядя в пепельно-серые глаза мужа. — Я здорова, Кристофер. — женская ладонь касается его щеки, покрытой двухдневной щетиной. — Мне не нужен психиатр, чтобы понять, что реально, а что нет. Ты — моя реальность. Мой муж, а он — никто.

— Даже так, — глухо отзывается Крис. — Сильно сказано, Эль, — его взгляд, хоть она его и не видит, медленно дюйм за дюймом изучает ее всю. С головы до ног. — Никто. — эхом повторяет он. — Как быстро ты переобулась, Эль. Никто это не понравится. Он будет оскорблён и обижен, — цинизм и скепсис в звучащем голосе бьют сильнее всех ранее сказанных в ее адрес унижений.

— Почему ты мне не веришь? — подавленно спрашивает Лин.

— Ты еще ничего мне толком не рассказала, Эль, — сухо и отчужденно поясняет Кристофер. — Сложно делать выводы из твоих обрывочных видений, в реальности которых ты сама не уверена.

— Это не видения, — импульсивно протестует Элинор. — Он был реален. Дик. Его имя было написано на рисунке.

— Каком, чёрт возьми, рисунке, Элли? — устало интересуется Кристофер.

— Рисунке в его палате, — поясняет Лин.

— Он тоже художник?

— Нет. Рисовал кто-то другой. Может быть, даже я. Не знаю. Не уверена, но там был наш дом и его имя. Для Дика. Так было написано на этом гребаном листке.

— Выходит, ты наставила мне рога еще в психушке? — раздраженно заключает Кристофер. — Отлично, Эль.

— Забудь ты про свои рога! — вспыхивает Элинор. — Не это самое страшное, что могло случиться.

— Серьезно? — мрачно ухмыляется Кристофер. — Я должен списать роман своей жены с психом на проблемы в ее голове и порадоваться, что он не затрахал ее до смерти?

Его пальцы впиваются в женские плечи, оставляя новые синяки поверх старых. Он злится и не контролирует свою силу, а злость всегда мешает трезво и отстраненно взглянуть на ситуацию.

— Крис, ты понимаешь, что все это значит? — она пытается достучаться до его благоразумия. — Если это тот самый Дик, то мы в опасности. Он пациент психиатрической лечебницы, двинутый на всю голову шизофреник или маньяк, которому что-то нужно от меня.

— По-моему, тут все очевидно, — язвительно парирует Кристофер, отодвигая Лин от себя. — Ему нужно поиметь чужую жену. Ради этого он даже сбежал из клиники, и за три года этого хитроумного психа никто не хватился.

— Он не обычный пациент, Крис, — не теряя надежды доказать мужу, что она не конченная идиотка, сдержанно объясняет Лин. — Дик находился в клинике на привилегированном положении. Ни с кем не контактировал, жил, как гребаный турист, а не больной на голову псих. Он свободно перемещался по всем отделениям, не соблюдал режим, убирал достающих его пациентов в отсек для буйных. Дик и сам обитал там, но его палата отличалась от той, в которой содержались другие больные. Она укомплектована, как люкс в Хилтоне. Панорамные окна, настоящая ванная комната, мебель премиум-класса…