То, что одним из противников партизан, а в количественном отношении самым главным противником, будут румыны, явилось для партизанского руководства полной неожиданностью. Собственно, так же это было и для руководства 51-й армии. В крупных штабах были предусмотрены переводчики с немецкого языка, но не было с румынского.

Примечательна следующая история. В ходе одного из самых первых боев с румынами по лесу гулко разносились команды офицеров. Боец 48-й кав. дивизии Андрей Беликов, который знал румынский язык, стал сообщать командиру отряда смысл услышанного, что сразу помогло ему ориентироваться и принимать соответствующие решения. О необычном партизане сообщили И.Г. Генову. Оказалось, что А.Д. Беликов родом из Бессарабии. Родился в 1916 году в г. Добруджа. В 1930 году уехал в Бухарест, где находился до 1938 года. С 1938 года служил в румынской армии. Когда Красная Армия освободила Бессарабию, стал гражданином СССР. 5 июля 1941 был мобилизован в РККА и отправлен через Днестр. В составе 48-й кавалерийской дивизии оказался под Алуштой, а затем в партизанах [42, с. 12–13].

Долгое время таких случаев, чтобы румынские военнослужащие сами приходили к партизанам, не было. В плен же они попадали часто, но суровые партизанские реалии были таковы, что пленных убивали.

В Бахчисарайском отряде обстоятельства сложились так, что одного пленного румынского солдата довольно долго вели с собой в лагерь для допроса. По дороге, насколько это возможно, общались. В конечном итоге взявший языка партизан Николай Спаи предложил командиру не расстреливать его, а оставить в отряде под его ответственность. Дня четыре за пленным наблюдали, но попробуй понять, что у человека на уме. Решили устроить проверку. Послали его с одним бойцом принести убитого оленя, при этом предусмотрели, что в обратный путь он пойдет один.

«Прошло несколько часов. Спаи нервничал: «Придет или не придет?» По лагерю пронесся слух: «Тома удрал». Уже был дан приказ группам пойти в погоню, как явился измученный, злой Тома. Сбросив мясо с плеч, он стукнул себя по лбу и сказал:

— Пустой котел. Не вспоминаль, какой дорогой шел. Иду назад — туда дорожка, сюда дорожка. Куда идти?» [80, с. 63].

После этого случая в Бахчисарайском отряде официально появился еще один партизан — первый румынский перебежчик. Этот фрагмент взят из книги М.А. Македонского «Пламя над Крымом». Когда я стал перепроверять этот факт по картотеке, то обнаружил, что настоящая фамилия румынского солдата не Апостолов, как указано у Македонского, а Апостолиди. Если вернуться к тексту книги и вспомнить, что в плен его взял Николай Спаи — грек, а уже в отряде его судьбу решал другой грек — сам М.А. Македонский, то, наверное, в этом и будет разгадка счастливого избавления румынского солдата от расстрела.

Примечательно, что даже годы спустя Македонский решился «не светить» греческую фамилию румынского солдата.

Во всех других архивных документах «Тома Апостолов» проходит как Апостолиди.

Судя по наградным листам, Апостолиди Тома Христофорович, 1917 г.р., житель г. Констанца, ул. Костаки-Нири, 42, воевал в партизанах очень хорошо. Был представлен к ордену Красной Звезды, награжден медалями «За оборону Севастополя» и «Партизану Отечественной войны». В партизанах он с 16.03.42 года. Стаж очень достойный. Был эвакуирован в Сочи, но даже там умудрился «отличиться». Вместе с уже упоминавшимся партизаном Хариным попал на пять суток на гауптвахту «за пьянку и опоздание в воинскую часть» [28, с. 153].

Если бы Тома Апостолиди вернулся в лес в 1943 году, то, вероятно, это был бы хороший партизанский командир, который мог возглавить отряд из бывших румынских солдат, так как весть о том, что румынский солдат воюет в партизанах, быстро разлетелась по гарнизонам. До сих пор румынские солдаты твердо знали, что встреча с партизанами сулит им только одно — смерть, но оказывается — это не всегда так. Вскоре в лес пришло сразу пять румынских солдат, которые тоже попросились принять их в отряд.

Абсолютное большинство первых перебежчиков не были этническими румынами. Рейляну Гавриил, Щдргородский Лаврентий… Вероятно, это были потомки либо русских староверов, либо украинских казаков («Запорожец за Дунаем»), либо казаков-некрасовцев, которые осели на Дунае после восстания Кондрата Булавина.

Из 33-го полка 10-й румынской пехотной дивизии к крымским партизанам перешли семь солдат-молдаван [58, с. 220].

31 октября 1943 года части 51-й армии вышли к северному берегу Сиваша и на Перекопский перешеек. В ночь на 2 ноября 1943 года советские войска подошли к Армянску. На Восточном побережье Крыма, на Керченском полуострове события тоже развивались, как казалось, достаточно оптимистично. В ночь на 1 ноября 1943 началась высадка советских войск на захваченный плацдарм близ Керчи.

Положение остававшихся в Крыму немногочисленных немецко-румынских войск было безнадежно. «Крымский мешок» был завязан. Румынский диктатор Антонеску настаивал на срочной эвакуации войск морем. К необходимости эвакуации склонялось и немецкое руководство. Во всех немецких и румынских военных и гражданских учреждениях началась предэвакуационная суматоха, не заметить которую было невозможно. Жителям Крыма стало очевидно, что неделя, максимум месяц, и Крым будет свободен. Очень скоро эти слухи достигли партизанского леса и вызвали ажиотаж у партизанского руководства. Час освобождения настал! В лес хлынули не только все мужчины окрестных сел, но и коллаборационисты всех мастей: грузинская рота, которая до сих пор охраняла дорогу, азербайджанская рота, «добровольцы» из Коуша, Тавельская разведшкола…

Вот впечатления возвратившегося в те дни в лес Л.А. Вихмана:

«17.11.43. Вновь прибыл к своим друзьям в лес. Как здесь все изменилось: передо мной много полицейских, добровольцев, румын, словак и др. О том, что это партизан, можно узнать только по красной ленте на шапках.

В лесу тысячи семей, пришедших скрываться от угона в немецкое рабство. На полях пасется скот. Кто бы мог подумать, что за три месяца моего отсутствия в лесу все так изменится» [39, с. 1].

Я.М. Кушнир: «Несколько дней тому назад партизаны узнали, что Красная Армия закрыла Перекоп и этим завершила окружение немецкой группировки войск в Крыму на суше. У костров шли разговоры о соединении с Красной Армией» [38, с. 1].

В этот период в партизанский лес попадает еще один человек, судьба которого очень интересна и нетипична. Это Сухарев Онисим Йустинович. В 1943 году ему было 57 лет. В 1915 году он окончил медицинский факультет Харьковского университета и всю жизнь проработал хирургом в Феодосии. С началом войны был начальником хирургического отделения военного госпиталя. По специальному вызову был направлен подводной лодкой в Севастополь, где попал в плен. Далее работал в лагерях военнопленных Севастополя, Симферополя. По просьбе жителей Феодосии немецкое командование перевело его работать в Феодосийскую больницу. В октябре 1943 года О.И. Сухарева попросили уйти к партизанам.

«Было 19 октября 1943 года, когда меня привели в отряд. Насчитывалось в нем 35–40 бойцов. Командование отряда состояло из Кузнецова, Куликовского, Овчинникова, Качанова, Заболотного. Люди прибывали практически каждый день. Вскоре в лесу было уже шесть отрядов.