А Пахом усмехнулся и добавил:

— Да не токмо в этот год, а и еще на четыре вперед… да всю хлебную, полотняную, льняную, поташную и лесную торговлю царь-батюшка в свою монополь забрал.

— И что, собор согласился? — недоверчиво переспросил Никодим.

Пахом только скупо усмехнулся. И Никодим поспешно осенил рот крестным знамением. Действительно, какую глупость спросил. Нешто у них Нидерландия какая бо Англия безбожная? Как можно с царем-то спорить? Да еще с таким?

— Так будут меня тут кофием поить али как? — весело спросил Пахом.

Капитан порта покаянно хлопнул себя по лбу тяжелой ладонью. Упустил, мол… И заорал:

— Максимка!

В приоткрытую дверь тут же просунулась черная, лоснящаяся физиономия.

— Та, хасяйна?

— Кофию свари.

— Карашо, хасяйна…

— Значит, людишек не будет… — тяжело вздохнул Никодим, когда слуга-негр закрыл дверь.

Пахом пожал плечами. Мол, мне-то откуда знать?

Никодим помотал головой.

— И о чем думают? У меня тут на складах товаров на полмиллиона рублев, бывает, скапливается. Наши-то суда купецкие конвоями ходят, а не по одному. Иногда столько караван ждешь, что уж и класть некуда. А ну как англичан принесет? Эвон они как испанцев чихвостят. А борониться чем? Под рукой большой десяток[33]стрельцов да дюжина казаков. Французы, как уходили, все пушки из форта вывезли. У меня на бастионах две ползмеи[34]стоят еще времен Грозного царя. Из них, что ли, по кораблям палить? Так лучше уж камнями кидаться. Толку столь же, а дешевле выйдет. Порохового зелья не пожгу, его и так мало… — И он сокрушенно махнул рукой.

Пахому стало жалко старого приятеля, и он примирительно сказал:

— Ну, можа, пришлют еще кого. Наш-то государь деньги считать дюже как умеет. Небось и здесь посчитает, сколь «Вест-индское товариство» потерять может, ежели местные разбойники разор учинят. На Мейнленде эвон как форт перестраивают. Почитай тысячи три посошной рати из Архангельска привезли, да стрельцов цельную сотню. И пушки уже.

— Так Шетленды-то государь почитай уж десять лет тому назад у датчан откупил. Да и стройку там затеяли еще до того, как свеи напали, — уныло махнул рукой Никодим. — А там еще и Флориш на очереди. Когда теперь до нас очередь-то дойдет?

Пахом несогласно мотнул головой.

— На Флорише у нас токмо фактория. Хошь и большая. А выкупить остров, как ранее собирались, ноне вряд ли получится. Потому не будет там государь ничего шибко строить. — Он задумчиво покачал головой и внезапно произнес: — А ведь, пожалуй, может статься, что здеся у тебя людишки скоро и появятся.

— Как это? — вскинулся Никодим.

Но в этот момент дверь конторы капитана порта отворилась, и вошел слуга Никодима Максимка с подносом, на котором стоял курящийся ароматным дымком кофейник и две фарфоровые чашки государева фарфорового завода. Фарфор был одним из тех товаров, кои пользовались на Карибах неизменным спросом. Местные купцы и плантаторы, уже поднакопившие жирок, понемногу начинали щеголять друг перед другом европейской одеждой, мебелью и предметами обихода. Даже русские зеркала, кои пока уходили влет в самой Европе, и то успели сюда добраться. Хотя таковых, как всем было известно, на все Карибы пока имелось три штуки. У губернаторов Ямайки, Эспаньолы и самого дона Себастиана де Браска, виконта д’Осуны, королевского судьи испанской Вест-Индии. Во что они им обошлись, можно было себе представить по тому, что испанские купцы предлагали Никодиму купить у «Вест-индского товариства» партию зеркал ажно в восемь штук, заплатив за каждое по две цены от той, за какую они сбывались в Амстердаме. Кстати, вполне возможно, они сейчас обретались как раз в трюмах какого из приведенных Пахомом кораблей…

— Да ты толком говори… — насел на Пахома Никодим, когда слуга, расставив чашки, вышел из конторы. В царевой поручительной грамоте, что была составлена им собственноручно для всех государевых людей, кои в «дальних землях» государеву службу правят, настрого запрещалось среди слуг или иных местных людишек о государевой службе баять, а тако же вести иные речи, кои к им прямого касательства не имеют.

— Да просто слух прошел, — уклончиво начал Пахом, — что на три новых корабля с Азова экипажи назначены. Мы-то думали, что просто нашу Архангельскую государеву дозорну эскадру усиливают. Ну на случай, ежели свеи с Балтики свою эскадру пошлют. Да только война эвон когда еще кончилась. А те корабли все одно азовскими полнют. Вот я ноне и подумал: а неспроста все! Зачем азовских на север слать, ежели никакого шибкого зарезу нету? Оне к нашему морю непривычны. Верно, отправить их куда хотят. Да почему и не к тебе? Азовские-то как раз к жаре куда как шибче привычны. А для чего ажно три военных корабля справлять? Токмо для конвоя воинского. Так что, может быть, и будет тебе еще прибыток людишек…

— Вот это бы здорово, — расплылся в улыбке Никодим.

— Да что ж здорового-то? — снова эдак с подначкой усмехнулся Пахом, прихлебывая кофий.

Никодим непонимающе уставился на него.

— Тебе ж один убыток токмо, — пояснил Пахом. — Ноне ведь ты кто? И капитан порта, и комендант, и еще почитай цельный губернатор. А ежели тебе кораблей да стрельцов пришлют, рази ж они под твое начало сюды объявятся? Не-эт, — тут Пахом делано сожалеючи вздохнул, — с ими-то другие начальники приплывут. Поболе твово чином. Так что быть тебе тогда тут так… на побегушках. Навроде твоего Максимки.

— Ах ты… — Никодим вспыхнул и, схватив со стола толстенную книгу портового учета, запустил ею в Пахома, который, хохоча, ловко уклонился. — Да чтоб тебе пусту быти! Какие дурацкие речи ведешь! Да я бы сам кому хошь эти свои чины отдал, лишь бы здесь… э-э, да что с тобой и баять-то, с бестолочью.

— Да ладно, — примирительно кивнул Пахом, поднимая с пола том, коим запустил в него приятель, — эвон как распалился! Уж и пошутить нельзя. Едва кофий не разлил.

— А неча тебя, татя, кофием и поить! — ворчливо отозвался Никодим.

Пахом делано сокрушенно покачал головой.

— И это ж мне такое за добрые вести…

Никодим бросил на него сердитый взгляд, а потом махнул рукой.

— Ладноть, что с тобой, охальником, сделаешь. Я еще помню, как ты на «Влиланде» палубу мылом натер. Ох ван Страат и ругался… — Никодим не выдержал и улыбнулся. — Эх, как он за тобой по вантам гонялся… Мы тогда чуть животы не надорвали…

И два старых приятеля расхохотались.

Тут дверь конторы распахнулась, и на пороге возник Игнат Полубешкин, приказчик, глава местной торговой конторы «гостя государева» Никодима Аниканова, одного из столпов «Вест-индского товариства». Он был одет в богатое платье иноземного покроя, а на плечах его лежали тщательно завитые на иноземный же манер длинные локоны.