Но Пахом его уже не слушал.

— Аграфен! — зычно крикнул он, а когда боцман резвой рысью подлетел к нему, мотнул головой в сторону привязавшегося торговца. — Возьми Кольшу, да сходите с ним, эвон с этим банным листом, дерево посмотрите. Да сразу не берите. Сначала цену разузнайте. А то знаю я их…

— Знамо дело, — отозвался боцман.

Он служил на флоте уже пятнадцать лет. Из первых царевых даточных людишек, что еще на аглицких и нидерландских кораблях матросскую науку осваивали. Да и вообще из морского народа — поморов. Не то что Пахом…

Пахом Лабушкин родом был из Костромской губернии, из мелкопоместных детей боярских. И на флот угодил только четырнадцати лет от роду. В числе тех дворян, что царь Федор отослал обучаться морскому делу в Соединенные провинции. Поместье у них было небольшое, а отца Бог одарил шестью детьми, четверо из которых были мальчики. Старший успел ухватить последнее царево испомещение, после того как с отцом ходил немирных башкир и ногаев усмирять. Батюшка тогда говорил, что казанцы, башкиры и ногаи друг друга шибко резали. Как те же башкиры крымчаков в Южную войну. Потому-то царь в эту войну, что со свеями была, с них никакого войска не требовал. Неоткуда ему было взяться. Вокруг Уфы да Казани почитай никаких кочевий не осталось. Наново пришлось землицу населять. Да и в приволжских степях тоже куда вольготней стало. Так что только касимовские с войском ходили. Ну да не о том речь-то… Старший-то как раз там, под Казанью, землицу-то и ухватил. А им троим младшим тогда годов мало было, чтобы на цареву службу вставать. А как они подросли, ан войны-то и нет. И потому всем выпало на отцовой шее сидеть. Да и коли была бы — невелика подмога. Ну как на восемьдесят четей не лучшей костромской земли ажно четверых воев снарядить? Тут же оружия однова рублей на сто целковых, да кони, да одежа вместная… Когда объявили царский зов охотников морскому делу поучиться, Пахомка, коий третьим по возрасту среди братьев был, с батюшкой посоветовался да и решился. Тришка, который вторым по возрасту был, моря побоялся. И потому лишь во второй царев зов пошел, коий в сухопутное нидерландское войско новиков дворянских да боярских зазывал. Так что они с Пахомом через полтора года в Амстердаме встретились. Пахом тогда только из этих же мест вернулся. На Арубу и Кюрасао ходили. Трижды наглым англичанишкам тогда отпор пришлось давать… Ну а Трифону довелось повоевать с испанцами под руководством самого Мориса Оранского. И он даже сумел выслужить сержантский чин. А ноне в Костромском полку уже в капитанах ходит. Как и Пахом. Да только и не совсем эти «как» похожие. Потому как капитанов русских в полках нового строя уже несколько дюжин, а вот капитанов кораблей из таковых на весь флот лишь трое. А уж «флаг-маном» из русских и вообще пока один только Пахом и хаживал. Так что по всему выходило — обскакал он брата… А все потому, что батюшка их всех в детстве порол нещадно. Заставляючи письму, да цифири, да языкам греческому и немецкому у монахов соседнего Свято-Введенского монастыря учиться. Потому у них наука так быстро и в толк пошла. Оне с братом даже, пока в Соединенных провинциях были, успели еще и в Лейденском университете всяких ученых людей послушать, свои заработанные гульдены на то тратя. Многие из тех, кто с ими служил, их тогда на смех поднимали… а потом, когда они уже домой возвернулись, локти себе кусали. Потому как когда в Разрядном приказе об том, что оне в университете поучились, прознали, так Тришке тут же сержанта дали и цельный взвод под команду. А Пахом сразу же боцманом стал.

До конторы капитана порта Пахом добрался быстро. Ну да тут, в Мариевске-Дальнем, все быстро. Городок-то крошечный. Дай бог сотни две людишек живет. А на всем острове Гваделупа и четырех сотен не наберется. Да и те почитай все иноземцы. Французы. Потому как раньше этот остров французам и принадлежал. А потом оне его в приданое за царицей Марией Генриховной царю отдали. Ну да им с того небольшой убыток. У них тут еще и Мартиника, и Тортуга, и на Эспаньоле колонии есть. Так что, хотя этот остров нонича вроде как и русский, живут здесь все одно по большей части французы…

Капитан порта, Никодим Докучаев, торчал в своей конторе… Ну одной из своих, поскольку был здесь, на Гваделупе, един во всех лицах. Докучаев был его старым знакомцем. Хучь и возрастом старше Пахома на восемь лет. Он был из тех детей боярских, что были избраны царевой волей для догляда за новиками, кои в нидерландском флоте обучение проходили. И вместе с ими по вантам и реям пять лет лазал. Оттого принял Пахома радушно.

— Ну здорова, костромской, здорова. Наново пришел… Кофию будешь?

— Наливай, — кивнул Пахом, усаживаясь за стол напротив старого товарища. — А чего это ты, когда весь город в порту корабли встречает, в конторе затворился? Аль проглядел, бо заснул ненароком?

Никодим усмехнулся и в ответ спросил:

— Один пришел аль как?

Пахом усмехнулся, но ответил степенно, будто старый приятель его вовсе и не подначивал:

— Конвоем. Сам же знаешь, царевой волей одному купцу в эти края ходить не дозволено. Токмо не менее трех судов.

— Да я не о том, — продолжал подначивать его Никодим. — Знамо дело, выйти-то с Флориша должны были конвоем, а вот как дошли… — И он хитро прищурился, глядя на Пахома.

— Нормально дошли, — солидно ответил Пахом, — уже в самом конце какая-то шхуна привязаться попыталась. Да наглые какие! В одиночку ажно на пятерых поперли.

— А вы что?

— Да сбил им грот и бушприт, ну и отвязались, — небрежно отмахнулся Пахом. Хотя он вполне имел право на эту небрежность, поскольку у него на флейте служил, почитай, лучший канонир всего российского флота Жак Колиньи, родом француз, по прозвищу Колун, данному ему за умение разносить вражеские корабли буквально в щепы, коего он нанял уже здесь, — все одно внутри Пахому было приятно.

— Англичане, видно. С Ямайки, с Порт-Рояла. Самые наглые в энтих водах. — Капитан порта насупился и, как всегда в таких случаях бывало, принялся набивать табаком трубку.

Многие во время службы на флоте Соединенных провинций пристрастились к этой непотребной, осуждаемой церковью привычке. Но Пахом сумел удержаться.

— А что слышно? Людишек сюда слать не думают?

Пахом мотнул головой.

— Не слыхал. Да и вряд ли. И вообще, может, и с торговлишкой туго будет.

— А что так? — удивился Никодим.

— Да по зиме Земский собор прошел. Царь на ем дюже сердит был. Ну из-за свеев. И решено по десятой деньге на военные справы с земли собрать.

— Никак опять война? Свеи снова лезут?

— Нет, — Пахом мотнул головой, — свеи тихо сидят. Полячки покамест тоже. Просто царь вельми сокрушался, что насилу от свеев отбилися. Армия дюже неустроенна. Новые-то полки нормально, но ить мало их, а старые супротив свеев не шибко горазды. Как по старине накатываются, и свеи у них из-за того людишек много бьют. А оне супротив свеев поделать ничего не могут. У свеев-то вся армия из новых полков.

— И что? — не понял Никодим. — Почто, ежели войны нет, такую тяготу-то имать? Это ж… десятая деньга… — Он ошеломленно покачал головой.