– Потому что сейчас зима, – ответил он.

– Ага, – кивнул я, хотя объяснение ничего не прояснило[40]. Слово «зима» я встречал в пьесах Шекспира, а сейчас подумал, что надо снова посмотреть в словаре, что именно оно означает.

Доктор Тамба взял наши паспорта. Он вел переговоры со всеми миграционными службами. Мы получили багаж и вышли на улицу через автоматически раздвигающиеся двери. Я подумал, что, может, рискованно вот так сразу выходить в город, но доктор Тамба шел впереди без тени волнения. Как только мы с Ба покинули зал прилета, нам в лицо ударил ледяной ветер. У меня пошли мурашки по коже, лицо и руки тут же окоченели, зубы застучали, а уши, казалось, сейчас отвалятся. Холод был пронизывающим: в льняных штанах и футболке я чувствовал себя так, будто иду по улице совершенно голым. Дрожа, я был вынужден вбежать обратно в здание аэропорта. Раньше я и знать не знал, что такое мороз. И как здесь люди живут? Я потирал руки и прыгал на одном месте, чтобы согреться. Ба стоял на улице рядом с Тамбой, обхватив себя руками за плечи. Его тоже трясло. По неведомой причине у нашего сопровождающего оказалась с собой куртка, а у нас – нет. Я ждал внутри, пока доктор поймал такси, а потом быстро выбежал, сел в машину и захлопнул за собой дверь. С неба падало что-то белое, собиравшееся в кучки на земле. «Интересно, что это?» – недоумевал я. Доктор Тамба сказал водителю, куда мы едем, прочитав написанный на бумажке адрес.

– Вы в первый раз в нашем городе, ребята? Смотрите, какой чудесный сегодня снегопад! – обратился к нам таксист.

– Да, они в Нью-Йорке впервые, – сказал представитель ДЛК и запрятал подальше наши документы.

Я никогда не слышал слова «снег». В Сьерра-Леоне у нас нет повода обсуждать такого рода природные явления. Но в фильмах о Рождестве я видел какие-то белые хлопья, поэтому решил, что здесь, наверное, каждый день Рождество.

Когда мы въехали в город, я увидел подсвеченные небоскребы, силуэты которых прорезали темноту, как яркие стрелы. Издалека казалось, что некоторые здания целиком состоят из разноцветных огней. Весь город горел и переливался: меня все это так поразило, что просто глаза разбегались. Я думал, что во Фритауне видел высокие здания, но эти были намного выше. Их крыши подпирали небеса. Вокруг было множество машин, все нетерпеливо сигналили, даже когда стояли на красный свет. И тут я заметил, что по тротуарам ходят люди. И даже потер глаза, чтобы удостовериться в том, что это не мираж. Человек может вот так просто прогуляться по центру Нью-Йорка! Здесь совсем не так опасно, как я думал. Очень даже безопасно. Электричество горело ярче, чем на улицах столицы Сьерра-Леоне, при этом я нигде не видел столбов и вышек с проводами.

Мы приехали в отель Vanderbilt YMCA[41] на Сорок седьмой улице и с чемоданами в руках прошли в холл гостиницы вслед за доктором Тамбой. На стойке регистрации каждому выдали ключи от его номера. Впервые у меня была собственная комната. И даже с телевизором! В номере было ужасно жарко. Я снял всю одежду и ночь напролет смотрел разные передачи, истекая потом. «Странное место, – думал я. – На улице очень холодно, а в помещении слишком жарко». Только через два дня выяснилось: все дело в том, что батареи включены на полную мощность. Я и не подумал, что их можно отключить, и даже не знал, как выглядит радиатор.

Наутро я спустился в ресторан. Пятьдесят семь ребят из двадцати трех стран мира тоже пришли на завтрак. Это были участники Первого международного детского парламента при ООН. Здесь были представители Ливана, Камбоджи, Косова, Бразилии, Норвегии, Йемена, Мозамбика, Палестины, Гватемалы, США (дети из Нью-Йорка), ЮАР, Перу, Северной Ирландии, Индии, Папуа – Новой Гвинеи, Малави. И я еще не всех перечислил! Пока я искал Ба и доктора Тамбу, ко мне подошла белая женщина и представилась:

– Меня зовут Кристен. Я из Норвегии.

– А я Ишмаэль из Сьерра-Леоне, – я пожал ее руку, после чего она открыла конверт, где были специальные наклейки, и налепила мне на рубашку мое имя. Потом она улыбнулась и пригласила подойти к столу с разными блюдами, у которого уже толпился народ. Сама она отправилась раздавать такие же наклейки другим ребятам. Передо мной стояли двое мальчишек, говорившие между собой на каком-то чудном языке. Они знали, что надо здесь брать, но я-то не имел представления о том, что это за пища и из каких продуктов она приготовлена. Вообще непривычная еда стала для меня настоящей проблемой в этот приезд в Америку. Часто я заказывал «то же самое, что и сосед» или просто накладывал себе то же, что и другие. Иногда по счастливому стечению обстоятельств мне нравилась оказавшаяся в тарелке еда. Но чаще бывало наоборот. Я спросил доктора Тамбу, можно ли здесь найти рис и рыбу, тушенные на пальмовом масле, или листья маниоки, или суп из окры. Он улыбнулся и ответил старой пословицей: «В Риме поступай, как римлянин».

«Надо было привезти с собой еду из дома. Это позволило бы мне продержаться, пока я разберусь в местной кухне», – думал я, потягивая апельсиновый сок.

После завтрака мы прошли два квартала, дрожа от холода, и добрались до здания, где должна была проходить конференция. Все еще шел снег, начавшийся накануне. Но на мне были лишь легкие выходные брюки и рубашка с длинными рукавами. По дороге я думал, что не хотел бы жить в стране с таким неприятным климатом. Здесь все время приходится заботиться о том, чтобы от мороза не отвалились нос, уши или все лицо.

В первый же день пребывания в Нью-Йорке мы много часов общались друг с другом. Некоторые дети рисковали жизнью, предпринимая поездку на эту конференцию. Другие преодолели огромные расстояния и даже пробирались в соседние страны, откуда летают самолеты в США. Стоило только поговорить с этими ребятами всего несколько минут, и становилось понятно: у них было трудное детство, и большинству из них после конференции предстоит вернуться туда, где их ждут новые тревоги и лишения. Когда каждый рассказал немного о себе, мы сели в круг. Организаторы представили нам программу и основные темы конференции.

Среди ее устроителей и ведущих были в основном сотрудники разных некоммерческих организаций. Но одна невысокая женщина с длинными темными волосами назвалась «сказительницей». Это меня удивило, и я стал слушать ее с удвоенным вниманием. Она много жестикулировала и говорила очень четко и ясно, вкладывая в каждое слово особое чувство. Звали ее Лора Симмз. Она познакомила нас со своей помощницей – Терезой Плейр. Та была светлокожей, хотя и с африканскими чертами лица. В руках она держала барабан. Я тут же решил, что обязательно пойду к ним на семинар. Лора сказала, что научит нас рассказывать истории из своей жизни так, что слушатели не смогут оторваться. Мне было любопытно, как же белая женщина, выросшая в Нью-Йорке, стала профессиональной сказительницей.