– И о какой сумме речь? – тихо проговорила Рита, переварив услышанное.

– Точно не знаю, но Григорий обратился к людям, к которым не стоило обращаться.

– Значит, вы поэтому настаивали на продаже?

– Да. Я полагаю, несмотря на успех постановки (а уже сейчас ясно, что это – большой успех!), «Гелиос» все же придется продать. Поэтому у меня есть предложение.

– Что за предложение, дядя Егор?

– Купить его у тебя.

– Вы хотите…

– Не сомневайся, милая, я предложу самые выгодные условия! Вот почему я не хотел, чтобы ты приняла чье-либо предложение, не посоветовавшись со мной: никто не даст тебе за «Гелиос» столько, сколько я. Кроме того, ты ведь не желаешь, чтобы любимое детище Григория Синявского попало в дурные руки? Кто позаботится о театре лучше, чем его друг и советчик? У меня обширные связи в мире искусства, как в России, так и за рубежом, и я сумею обеспечить «Гелиосу» процветание!

Рита задумалась.

– А как же труппа?

– Я никого не уволю, могу клятвенно обещать! Все они – настоящие профессионалы, ведь Григорий умел подбирать людей: трудно было найти более требовательного человека, чем твой папа. Уверяю тебя, ребята даже не заметят, что руководство перешло к другому человеку! Если, конечно, ты решишь воспользоваться моим предложением.

В этот момент прозвенел звонок, возвещающий о начале второго акта.

– Ты подумаешь над тем, о чем мы говорили? – мягко спросил Квасницкий, поднимаясь.

– Да, – кивнула Рита. – Но только после того, как разберу папины бумаги, хорошо? У меня все руки не доходили…

– Не спеши, время есть, – успокоил ее Егор Стефанович. – Но держи меня в курсе, ладно?

Возвращаясь в зал, Рита слышала странный шум в ушах. То, о чем рассказал Егор Стефанович, не укладывалось в ее голове: вот, значит, кто названивал отцу с требованием вернуть долг? Горенштейн сказал, что он этого не делал. Более того, именно Владимира Соломоновича отец просил собрать большую сумму денег, не объяснив, зачем она ему понадобилась… С другой стороны, должна ли она верить этому человеку? В конце концов, все, что она о нем знает, известно лишь с его собственных слов!

– Что у тебя с лицом? – встревоженно спросила Наталья Ильинична, когда Рита опустилась на свое место в зале.

– А что такое? – Девушка постаралась придать голосу безмятежность.

– О чем вы говорили с Егором?

– Да так, о делах. Не бери в голову, ма, – уже поднимают занавес!

К счастью, это была правда, и отвечать на вопрос матери не пришлось – по крайней мере, сейчас.

Второй акт оказался еще более феерическим, чем первый: после каждой сцены проходило не менее десяти минут, прежде чем зрители успокаивались, и можно было продолжать. Рита взглянула на часы: спектакль уже шел на сорок минут дольше, чем планировалось из-за постоянных вызовов на бис! Приближался конец: сцена снова заполнилась туманом. Рассеявшись, он явил глазам зрителей те же два надгробия, у подножия которых сидел Ланселот. Он был мертв. Внезапно подувший ветер сорвал с него покрывало – перед ними был уже не тот старик, который появился в первой сцене, но молодой Ланселот, который вместе с Артуром и Гвиневрой переживал героические приключения. И тут статуи ожили: король и королева сошли с пьедесталов и склонились над своим другом. Ланселот открыл глаза. Они исполнили короткий выразительный танец и, взявшись за руки, покинули сцену, которую снова окутал туман. Через несколько секунд занавес упал.

Рита подумала, что непременно оглохнет, если овации продолжатся. Аплодисменты предназначались как замечательным танцовщикам, так и музыке, и декорациям, и спецэффектам, которые скрупулезно разрабатывала команда из двенадцати человек. Только сейчас девушка поняла, ради чего жил ее отец: именно ради такой реакции публики. Это был триумф – триумф, которого сам Синявский так и не увидел. Цезарь, по крайней мере, успел въехать в Рим, а вот ее отцу, к сожалению, не довелось пожать лавры! Байрамов, несомненно, был центром происходящего, и все остальные терялись на его фоне. Завидовали ли ему? Несомненно. Однако то была зависть не к его везению или удаче, а к невероятному таланту, которым не обладал ни один другой член труппы. Рита внимательно вглядывалась в его лицо: оно сияло. Человек, у которого совесть не чиста, не может так выглядеть, подумала она. Или может? Сцена и реальная жизнь – два разных мира, значит, и человек, переходя из одного в другой, может меняться.

– Ну, это надолго, – вздохнула Наталья Ильинична, глядя на растущую у сцены толпу. Зрители заваливали артистов букетами, и уже некуда было ставить корзины с художественными композициями. – Пойдем-ка, ребята, домой!

– Вы идите, – сказала Рита, – а я, пожалуй, подожду.

Мать, Миша с Леной и Варя направились к выходу, а Рита вернулась в отцовский кабинет. Она знала, что Игорь непременно зайдет сюда перед уходом. Усевшись в кресло, она погрузилась в раздумья. «Священнодействие» окончено, и теперь некуда деваться от проблем, а их тьма-тьмущая! Где взять деньги, которые должен отец, что это за люди, у которых он брал в долг? Удастся ли договориться с ними об отсрочке? То, что упал прожектор – их ли это рук дело? Рита вдруг вспомнила, что мобильный отключен. Включив его, она увидела восемь пропущенных звонков от Женьки Фисуненко. Интересно, с чего бы это ему названивать, он ведь знает, что она на премьере и не сможет ответить? Девушка собралась перезвонить, но тут сотовый затрезвонил у нее в руке.

– Слушай, – раздался в трубке голос Миши, – тут у служебного входа такая толпа, что невозможно продраться! Так что будьте осторожны с Байрамовым и лучше выходите через папин кабинет!

Рита поблагодарила брата. Она снова взглянула на часы: начало первого! Как долго поклонники согласны стоять на морозе, обдуваемые февральским ветром, чтобы увидеть своего кумира?

– Маргарита Григорьевна, вы остаетесь? – услышала она голос уборщицы Раисы. – Я иду в зал убираться!

– Да, я останусь, – ответила Рита.

– Ребята, которых из полиции прислали, спрашивают, можно ли им идти домой?

– Поблагодарите их от меня, Рая, и отпустите. Думаю, они нам больше не понадобятся.

Раиса, гремя ведром, вышла. Рита услышала, как в коридоре она с кем-то поздоровалась. Через минуту в кабинет вошел Байрамов. Он смыл грим и был одет в джинсы и свитер. В руках он нес спортивную сумку.

– А я думаю, кто это здесь! – пробормотал он, останавливаясь в дверях. – Почему домой не идешь?

– Тебя жду.

– Откуда ты знала, что я сюда загляну?

– Ты забываешь – я знаю тебя даже лучше, чем ты сам себя!

– Что ж, возможно, – хмыкнул он. – Снова будешь меня обвинять?

– Нет, у меня другие планы. Скажи, ты знал, что у отца финансовые затруднения?

Игорь поставил сумку на пол и сел напротив Риты, положив руки на стол. Она невольно отвлеклась на его ладони – большие, с длинными пальцами и тонкими запястьями, на одном из которых болтался широкий золотой браслет.