мои драконы, и раз весь двор был против нее, это скоро привело бы к взрыву. Челси знала это, так что она поступила как настоящая змея — бросилась прочь, пока ее не поймали.

Это снова не звучало как Челси.

— Уверен, что она поэтому сбежала?

— А какой может быть причина? — осведомился он. — Я был ее дураком! Ее пешкой, как все говорили. Даже когда она призналась во всем, я все еще был готов ее простить, но она отбросила мою милость. Она знала, что игре конец, и знала, что мне не хватит сил казнить ее. Она и Бетезда приняли наказание и уплыли домой, смеясь, а мы пострадали.

Джулиус опустил взгляд. История императора была хуже, чем он ожидал, если она была правдой. Цилинь верил своим словам, но его описание не подходило Челси, которую знал Джулиус. Она признавалась, что не гордилась тем, что сделала в Китае, и шестьсот лет были долгим сроком, но, как бы она ни изменилась, он просто не мог представить, чтобы его сестра кого-то так предала. Особенно того, кто был ей дорог, а дракон, нарисовавший ее, точно был ей дорог. Она не смеялась бы над этим с Бетездой. Что бы ни произошло, император решил, что его предали, и это вызывало вопрос…

— Если ты думаешь, что она использовала тебя, почему ты сейчас тут?

Цилинь вздохнул, поник.

— Потому что я все еще ее дурак.

Он отвернулся от Джулиуса снова, посмотрел на картину.

— Хартстрайкеры — хорошее название. Как только они вонзят когти, они их не вытаскивают. Я должен знать. Я пытался шестьсот лет. Я думал, что расстояние поможет, что годы закопают то, что я не должен был трогать, но хватило одного взгляда, и я стал искать тебя, чтобы узнать о ней. Я даже нарисовал эту глупость, — он покачал головой, глядя на милый портрет. — Я, похоже, навеки идиот. Но, хоть я ненавижу твою сестру за то, что она сделала, ничего не изменило. Я не смог убить ее тогда, я не могу бросить ее умирать сейчас.

Джулиус выдохнул с облегчением.

— Так ты прибыл сюда спасти ее.

— Не романтизируй, — прорычал он. — Прибытие на ваши земли было эгоистичнее, чем то, что я повелся на уловку Челси. Какой император поднимает подданных и ведет их на территорию врага ради дракона, который публично его предал? Я не должен был приходить, но я не видел другого выхода. Хартстрайкеры обречены. Алгонквин на тропе войны, и твой клан на ее пороге. Даже если дух озера даст вам жить, другой клан прибудет добить. Вы слишком ранены, но вы — лакомый приз. Рано или поздно, кто-то захватил бы вас, и, как силовик Бетезды, Челси первая лишилась бы головы. Я не мог такое допустить, но я не мог и предать своих подданных, вовлекая их в войну с кланом в другой половине мира. Я был в тупике, оказался меж двух невозможностей. Все казалось безнадежным, пока я не понял, что бы способ получить все сразу.

Джулиус кивнул.

— Твоя удача.

— Именно, — он развернулся. — Моя удача касается всех моих подданных, где бы в мире они ни были. Если бы я завоевал Хартстрайкеров, моя удача защищала бы вас, как и все другие мои кланы, и раз вы уже были на грани разрушения, прибытие сюда не подвергало риску моих драконов. Теперь ты понимаешь, почему альянс не подходит? Ты был прав, этот ход был бы умнее, но мне плевать на бой с Алгонквин или расширение моей территории. Я хочу уберечь Челси от смерти, и включение Хартстрайкеров в мою удачу — единственный способ сделать это, не подвергая опасности тех, кто зависит от меня. Потому я вторгся в вашу гору, потому не могу уйти не как ваш император. Теперь ты понимаешь?

Он понимал. Джулиус теперь идеально понимал идею императора, и от этого ему хотелось биться головой об стену.

— Я понимаю, что ты пытаешься сделать, — сказал он, когда желание прошло. — И меня восхищает то, как ты старался никому не навредить, но было бы проще, не знаю, просто поговорить с Челси, а не завоевывать весь ее клан, не находишь?

Император приподнял идеальную бровь.

— Ты не хочешь моей защиты?

— Хочу, — быстро сказал Джулиус. — Я не слепой. Я знаю, в какой беде Хартстрайкеры, но должен быть способ лучше уберечь ее, чем втягивать нас в свою империю. Это глупо.

— Это необходимо, — твердо сказал Цилинь. — Ты видел мою удачу в действии. Когда вы будете в моей империи, Алгонквин не сможет вас тронуть. Условия капитуляции не могли быть щедрее. Кроме удачи и защиты, вы даже не поймете, что вы в моей империи. Что еще вы хотите?

— Нашу свободу, — упрямо сказал Джулиус. — Мы подавлены, но мы все еще драконы. Мы не отдадим суверенитет, потому что это решает проблему для тебя. Особенно, если это приковывает нас к твоей сомнительной удаче.

Он отдернулся.

— Нет ничего сомнительного в…

— Все в этом сомнительно! — закричал Джулиус. — Ты говоришь об удаче, как о чем-то обязательном, но, судя по твоему поведению после исчезновения Челси, и после того, как твой двор при мне обходился с тобой, твоя «непобедимая» удача вовсе не непобедимая. Она зависит от того, что ты не расстроен, от твоего спокойствия, а это плохо. Мне плевать, как поразительна твоя удача, для меня безответственно отдавать будущее клана силе, которой управляет кто-то капризный, как настроение императора.

Он попал в яблочко, потому что Цилинь опустил взгляд.

— Ты видишь меня не в лучшем состоянии, — признал он, потирая шею. — Вся эта гора пахнет Челси, и от этого я на взводе. Обычно я намного спокойнее.

— Но твоя удача зависит от твоих чувств.

Цилинь молчал, это уже было ответом.

— Что ж, — Джулиус вздохнул. — По крайней мере, теперь ясно, почему Лао так просил не расстраивать тебя.

— Мой кузен перегибает с защитой, — отмахнулся император. — Но спокойствие — часть ответственности роли Цилиня. Я поддерживал покой и усыпал свои кланы удачей и процветанием веками. Разницы не будет, когда Хартстрайкеры присоединятся.

— Уверен? — спросил Джулиус. — Я — самый большой клан в мире. Наше добавление удвоит количество драконов, которых ты защищаешь, и мы на другой стороне планеты. Твоя удача справится?

— Ясное дело, — гордо сказал он. — Благодаря жертве моей матери, я — самый сильный Цилинь в истории. Даже в другой половине мира магия защитит всех вас.

Это звучало неизбежным, а не как защита, но первая часть его заявления привлекла интерес Джулиуса.

— Погоди, твоя мать? Я думал, твоя