тем оставление оружия в руках дезорганизованной толпы, среди которой, несомненно, скрывались провокационные элементы, представлялось явно опасным. Сложение оружия являлось основным условием для приведения этой толпы в порядок. При таких обстоятельствах и ввиду некоторой неустойчивости состояния духа части войск, оставшихся верными Временному Правительству, вследствие чего явилось сомнение в возможности применения их в качестве вооруженной силы для приведения к порядку мятежников, а также принимая во внимание, что употребление для этой цели французских войск являлось крайне нежелательным по причинам политического характера, и даже неосуществимым, решено было прибегнуть к давлению длительного характера: мятежники были переведены на уменьшенное довольствие, денежное довольствие было прекращено, выход из лагеря в соседний городок Куртин был загражден французскими постами и т. д.

Меры эти вызвали подавленность духа мятежников в массе, в то же время благодаря этому усилили влияние на нее вожаков, стремящихся спрятаться за массу и растворить в ней свою ответственность.

В то же время мятежные солдаты стали позволять себе насилие даже над чинами французских войск: так ими были арестованы и продержаны 6 часов французский офицер с двумя унтер-офицерами, которые по приказанию французского коменданта расклеивали в лагере телеграмму Главнокомандующего.

22 августа генерал Занкевич ездил в лагерь Ля Куртин, чтобы в последний раз попытаться убедить мятежных солдат сложить оружие; однако на его приказ вызвать представителей от рот Комитет лагеря ответил отказом исполнить это приказание.

Получив сведения о проезде через Францию 2-й Артиллерийской Особой бригады, находившейся в отличном порядке, генерал Занкевич по соглашению с Комиссаром Раппом решили воспользоваться этой частью для приведения силой оружия мятежных солдат к покорности.

Командиру 2-ой Особой артиллерийской бригады генерал-майору Беляеву было поручено сформирование и командование сводным отрядом, составленным из частей вышеупомянутой артиллерийской бригады и 1-ой Особой пехотной дивизии.

9 сентября солдатам лагеря Ля Куртин было объявлено распоряжение Временного Правительства об отозвании наших войск из Франции в Россию, однако и после этого объявления мятежники упорно отказывались сдать оружие. По просьбе артиллеристов из их состава была послана к мятежным солдатам выборная депутация, которая и вернулась через несколько дней, придя к убеждению о бесполезности переговоров. Также отрицательный результат дали уговоры мятежников выборными солдатами 1-й Особой пехотной дивизии.

Мятежные солдаты в лагере Ла Куртин

14-го сентября была прекращена доставка пищевых продуктов в бунтующий лагерь. Однако эта мера могла иметь только моральный характер, так как в распоряжении бунтовщиков имелись значительные запасы продовольствия.

Войска заняли назначенные позиции. Боевой состав отряда был 2500 штыков, 32 пулемета, 6 орудий. За линией расположения малочисленных наших войск в полутора километрах стала линия французских войск для тесной блокады лагеря Ля Куртин.

В тот же день подполковник Балбашевский передал членам комитета лагеря Ля Куртин и в толпу мятежных солдат ультимативный приказ генерала Занкевича о сложении оружия бунтовщиками, с угрозой открыть артиллерийский огонь в случае не согласия исполнить это приказание к 10 ч. утра 16-го сентября.

16-го сентября был открыт по лагерю редкий артиллерийский огонь, всего 18 снарядов, и мятежники были оповещены, что на следующий день огонь станет интенсивным ввиду того, что в ночь с 16-е на 17-е сентября сдалось только 160 человек.

17-го сентября вновь начался артиллерийский обстрел лагеря, и в 11 1/2 часов утра мятежники выкинули два белых флага и начали выходить из лагеря без оружия. К вечеру вышедших оказалось около 8000 человек. Они были приняты французскими войсками. В этот день артиллерийская стрельба не производилась.

Оставшиеся в лагере человек 100–150 вели сильный пулеметный огонь.

Вечером в лагерь был отправлен врач с четырьмя фельдшерами для оказания медицинской помощи раненым.

18-го сентября с целью ликвидирования дела был открыт интенсивный огонь по лагерю, и наши солдаты стали продвигаться. Мятежники упорно отвечали стрельбой из пулеметов.

К 9 часам 19-го сентября лагерь был занят целиком.

Всего зарегистрировано вышедших из лагеря 8515 солдат.

Потери наших частей: 1 убитый, 5 раненых.

Мятежников: 8 убитых, 44 раненых.

Среди французских войск были лишь две случайные жертвы — 1 убитый, 1 раненый. Оба почтальоны, сбившиеся с дороги и попавшие в полосу попадания пуль мятежных солдат.

Таким образом, Куртинский мятеж был ликвидирован нашими же войсками без какого-либо активного участия французских войск.

По обезоруживании среди мятежников было произведено 81 арестов.

По выделению арестованных из остальной массы мятежников были сформированы Особые безоружные маршевые роты, из коих 2 составлены из особо беспокойных элементов, выделены и отправлены одна и другая; остальные роты оставлены в лагере Ля Куртин для выяснения виновности и степени их ответственности распоряжением Представителя Временного Правительства и Военного комиссара в сформированную Особую следственную комиссию».

Отчет был подписан Занкевичем и направлен в Петроград.

В этом документе более всего поражает не только лаконичная и спокойная точность изложения событий, его язык, вроде бы, деловой, но все равно изящный, а то, что скупо и четко излагая хронологию событий, Николай Степанович при этом успевает их проанализировать, выразить свое отношение. Например, примечательно подчеркивание факта, что Рапп — эмигрант.

Между Гумилёвым и его начальником были прекрасные служебные отношения. Но, видимо, роль эмигранта Раппа в усмирении бунтующих русских солдат представлялась Гумилёву не очень завидной.

Конечно, Николай Степанович писал не от себя — это было как бы коллективное мнение начальства. Но поскольку его автограф при перепечатке претерпел весьма незначительные правки, в этом документе можно услышать авторский голос, с его помощью можно понять отношение Гумилёва — человека слова и долга — ко всей этой вакханалии, да и к революции в целом.

Унтер-офицер Глоба, один из зачинщиков и руководителей мятежа в Ла Куртин, после ареста

24 декабря премьер-министр Жорж Клемансо подписал положение о русских войсках во Франции, согласно которому командование ими переходило к французам, никакие комитеты не допускались. Фактически русский экспедиционный корпус расформировывался.

Думаю, французам хватило мятежа в Ла Куртин, слишком резонансного и опасного, как прецедент. Поэтому они не хотели больше рисковать.

Согласно этому Положению, служба прапорщика Николая Гумилёва при комиссаре Временного Правительства Евгении Раппе была закончена.

Удивительно, что во Франции к тому времени еще совершенно не разобрались в ситуации в России и не знали, что нет больше ни Временного правительства, ни России в том виде, которую они ее знали до войны.

Так в начале 1918 года после расформирования корпуса Гумилёв оказался не у дел и получил возможность, как ему казалось, осуществить свое давнее желание — попасть на Персидский фронт в составе Русского экспедиционного корпуса.

Годы войны не умалили его исследовательского пыла. Николай Степанович рвался на Восток, всегда манивший его. Перспектива с боями добраться до стран его детских грез была заманчивой. Тем более, в Париже, несмотря на все трудности