Я сразу смягчилась.

– В любом случае я на это не способна. Если хочешь, займись этим сам.

Он растянул губы в своей кривой усмешке, но вскоре снова стал серьезным. Я рассудила, что пора подтолкнуть его к разговору, хотя и чувствовала, как в горле стремительно образуется комок.

– Подозреваю, ты пришел ко мне в такое время не для того, чтобы поговорить о маслобойне и твоих вещах.

Он закрыл глаза и устало провел рукой по лицу.

– Ты права… лучше не тянуть и все тебе объяснить… Для начала придется поделиться некоторыми подробностями истории «Дачи».

Я спешно проглотила свое «почему», пока оно не выскочило изо рта.

– Я готова, слушаю тебя.

Он устроился поглубже в кресле, я инстинктивно съежилась. Сейчас передо мной откроется мое будущее и судьба «Дачи».

– Когда в пятницу пришли твои дети, я подменил тебя на ресепшене, и, вообрази, это оказалось более чем кстати – мне позвонили. Я бы без этого разговора обошелся, но в результате от него была польза, и очень важно, чтобы тебе это стало известно. Ты должна все знать. Позвонивший хотел купить «Дачу». Он предложил за нее очень большую сумму, потому что готов на все, лишь бы завладеть ею.

Я стиснула подлокотник, призывая на помощь всю свою волю, чтобы не взорваться, не завопить, не выкрикнуть свое возмущение несправедливостью. У меня мучительно заныло тело, сердце разрывалось, от меня по живому отдирали кусок. Кусок того, из чего я выросла. «Все будет хорошо», – издевательски заверил он. А теперь выясняется, что во владение «Дачей» вступит чужак. Василий продаст ее. Сбагрит, как надоевшую одежку. У меня защипало глаза, мне было нестерпимо больно. Убийственно. Василий же глаз не отводил, он принимал вызов. Но при этом испытывал такой же гнев, как я, и, как я, старался сохранить самообладание. Даже рассказ о случившемся выводил его из себя.

– Ты с ним знаком? – спросила я, сжав зубы.

Он кивнул, и презрение, отразившееся на его лице, настолько было на него не похоже, что даже шокировало меня.

– Сколько я себя помню, он всегда хотел «Дачу».

Этот человек был известен в здешних краях. Я никогда его не встречала, но мне было ясно, о ком говорит Василий, хоть я и не представляла себе, какое отношение он может иметь к «Даче». Ему принадлежало несколько отелей класса люкс, со временем их унаследуют трое его сыновей, а пока он всем руководил лично, как патриарх, как Джо. Вот почему он сам позвонил Василию. Этот выходец из семейства землевладельцев знал Джо с давних времен. Его семья имела виды на «Дачу», еще когда она была фермой. Этот человек так и не смирился с тем, что Джо стал ее хозяином – по его понятиям, «задаром». Потом он принялся подражать Джо и Маше, открыв собственные гостиницы. Он даже получал за них награды и премии на конкурсах, в которых, впрочем, Джо и Маша никогда не участвовали, потому что им было наплевать. И тем не менее он все еще горел желанием заполучить то, что создали Джо и Маша и что ему никогда не достанется – магию этого места. Успеху Джо и Маши завидовали многие. Благодаря своему исключительному расположению между Любероном и Ванту, «Дача» пользовалась известностью и признанием и обладала особой аурой. Невзирая на то что время шло, а гостиничный сектор испытывал трудности, «Дача» уверенно сохраняла свои позиции, она выстояла вопреки всему. Весть о смерти легендарной пары обошла все селения в округе и за ее пределами. Всем стало известно и о возвращении Василия в родные пенаты.

– Он регулярно наносил родителям визиты, далеко не всегда приятные, потому что главной его целью было надавить. Он считал и считает по сей день, что за деньги можно купить все. Тебе легко представить, как его принимал мой отец.

Все треволнения и роившиеся в моем мозгу вопросы не помешали мне рассмеяться, потому что я сразу нарисовала себе в воображении картину не самого любезного приема, который Джо оказал бы любому, кто осмелился претендовать на его «Дачу». Я бы с радостью поприсутствовала при такой сцене. Зрелище должно было быть увлекательным.

– Я никогда его не видела. Твои родители ни разу не упоминали о нем при мне.

Услышав это, он не стал скрывать своего одобрения и продолжал с иронией в голосе:

– Ничего удивительного… В последний раз мы с отцом сами поехали к нему, требуя, чтобы он раз и навсегда прекратил нас доставать. Он воспользовался смертью Эммы… Посмел заявиться на поминки. Я был слишком пьян, чтобы реагировать, а мать помешала отцу устроить скандал. При этом все понимали, зачем он здесь. Он по-хозяйски осматривался, как будто уже был в своих владениях. Он приезжал и назавтра после похорон, и в последующие дни. Был убежден, что родители сдадутся, не смогут оставаться в отеле после смерти сестры. – Он вскочил и заметался по террасе. – Отец предложил вместе отправиться к нему. В какой-то момент ситуация малость вышла из-под контроля…

То есть Джо познакомил сына со старым дедовским способом решения проблем – как пристало мужчинам, посредством кулаков. Василий рассказывал, а я не отрывала от него глаз. На его лице отражалась борьба, но он тем не менее держался прямо, уверенно, гордо и выглядел, возможно, еще более впечатляюще, чем его отец. Джо был воплощением необузданности в чистом виде. У Василия эта неистовая сила проявлялась более изощренно, он действовал более расчетливо, более обдуманно и, быть может, более опасно. Как он сумел отречься от того, чему его научили, от образа мыслей, внушенного с детства, и стать добропорядочным прагматичным бизнесменом на другом конце света? Что его побудило к этому? Когда я видела его таким, как сегодня вечером, да и вообще с тех пор, как он вошел в роль хозяина «Дачи», мне было трудно представить этого человека в нынешнем его окружении.

– Я по сей день испытываю некоторую гордость, хоть и не должен бы.

Ехидное удовлетворение, написанное на его лице, не оставляло сомнений в том, насколько ему понравилось случившееся.

– Я отделался несколькими сломанными ребрами и разбитой бровью, но гораздо серьезнее была пара пощечин, которые я схлопотал от матери, когда пришел домой… Именно они причинили мне самую большую боль. Она уже потеряла дочь и не хотела потерять еще и сына…

Мне не составило труда вообразить эту сцену: Маша устраивает разгромную выволочку сыну, которому вот-вот должно стукнуть двадцать пять.

– Спасибо тебе, теперь я знаю, что с тех пор они притихли… Но в последние дни опять зашевелились.

– Это и была твоя сегодняшняя встреча?

– Одна из встреч. И я никого не бил, если тебя это беспокоит… Я повзрослел, хотя не скажу, что у меня не чесались руки, но я с тех пор поумнел…

Он бросил на меня веселый и не лишенный самодовольства взгляд и вдруг умолк. Пауза долго не продлилась.

– Я хотел лишь посмотреть им в глаза и сказать, что им следует оставить нас в покое раз и навсегда.

Его поведение вдруг изменилось. Появилась некая торжественная серьезность. И волнение, которое я не сумела расшифровать. Он прикрыл глаза, словно хотел перестроиться или набраться храбрости. Я была в тупике, сердце колотилось как безумное; я потянулась к нему и положила руку на его ладонь. Он поднял голову и буквально пронзил меня напряженным взглядом. Я застыла.