Прихватив кварту молока, Джон выскочил в прихожую и вышел из дома через черный ход.

— Стэн такого никому не позволяет, кроме меня.

— Точно.

Джон, почесывавший у Дэна за ухом, обернулся. Он взял протянутую тарелку с лазаньей и принялся орудовать вилкой, которую предусмотрительно захватил Деревенщина.

— Я всегда любил эту лазанью. Спасибо.

Деревенщина нахмурился, и Джон узнал это упрямство — сталкиваясь с чем-то невероятным, он вел себя точно так же. Теперь лучше заткнуться и не дразнить его доказательствами. Двойник требует более тонкого подхода.

Под пристальным взглядом Деревенщины Джон молча поглощал лазанью. Тот не выдержал первым:

— Предположим на минуту, что ты — мой двойник из другой вселенной. Как ты это делаешь? И почему именно ты?

— С помощью прибора, — ответил Джон с набитым ртом. — А почему я — не знаю.

— Подробнее не скажешь? — разозлился Деревенщина.

— Мне дали прибор, который позволяет перемещаться из одной вселенной в другую. Он тут, у меня под рубашкой. Я не знаю, почему выбрали меня. А если точнее, то нас.

— Перестань вилять! Кто дал тебе прибор?

— Я! — ухмыльнулся Джон.

— То есть прибор тебе дал еще один наш двойник, из другой вселенной.

— Точно. Еще один Джон. Симпатичный парень. — Пока все это было правдой.

Джон Деревенщина молчал, забыв про недоеденную лазанью.

— Нужно покормить овцу, — наконец сказал он, поднялся и стал сыпать зерно из мешка в кормушку. Джон подхватил другой конец мешка. — Спасибо.

Они насыпали корм корове и лошади и только потом закончили ужин.

— Если ты это я, как мне тебя называть? — спросил Деревенщина.

— Ну уж точно не Джоном. Понимаешь, если бы нас было только двое, но если учесть бесконечное число других Джонов… Может, Джон Первичный?

— Тогда кто дал тебе прибор?

— Сверхпервичный, — с улыбкой ответил Джон. — Так ты мне веришь?

— Возможно. — Похоже, Деревенщина все еще сомневался.

— Ладно. Вот последнее доказательство. Против него не попрешь. — Джон задрал штанину, открыв длинный белый шрам, на котором не росли волосы. — Теперь покажи свою ногу, — предложил он, стараясь не поддаваться панике. Последний раз, когда он пытался проделать этот фокус, шрама не оказалось.

Деревенщина посмотрел на шрам и закатал штанину джинсов до колена. От холодного воздуха сарая на ноге появились пупырышки «гусиной кожи» — везде, кроме бугристой плоти точно такого же шрама.

В двенадцать лет Джон Первичный вместе с Бобби Уолдером перелез через забор из колючей проволоки в саду старой миссис Джонс, чтобы искупаться в ее пруду. Миссис Джонс спустила собак, и им пришлось голышом удирать через поле и перемахивать через забор. Джон зацепился.

Бобби смылся, а Джон с трудом поковылял домой. На рваную рану пришлось накладывать десяток швов и делать укол против столбняка.

— Теперь веришь? — спросил Джон Первичный.

— Верю. — Джон смотрел на свой шрам. — Было чертовски больно, правда?

— Да, — с улыбкой кивнул Джон Первичный. — Чертовски больно, братишка.

Джон сидел в «аквариуме» — помещении со стеклянными стенами рядом с кабинетом директора школы, — стараясь не обращать внимания на взгляды одноклассников и гадая, что собирается делать Джон Первичный. Он оставил двойника на чердаке сарая с половиной обеда и предупредил, чтобы тот не вздумал высовываться.

— Не волнуйся, — ухмыльнулся Первичный. — Встретимся после школы в библиотеке.

— Только не попадайся никому на глаза, ладно? Джон Первичный снова улыбнулся.

— Джон?

Из двери кабинета показалась голова директора Гашмена. У Джона все похолодело внутри: он еще ни разу не попадал в такую переделку.

У мистера Гашмена бочкообразная грудь, лысеющая голова и насупленные брови. Он махнул рукой в сторону стула, предлагая Джону присесть, а сам устроился за письменным столом и с шумом выдохнул. Ходили слухи, что в армии мистер Гашмен дослужился до майора. Ему нравилось проявлять строгость. За весь год его директорства Джону еще не приходилось с ним разговаривать.

— Тебе известно, Джон, что школьные правила не допускают насилия или запугивания.

Джон открыл было рот, но директор остановил его.

— Погоди. Дай мне закончить. Факты таковы. В раздевалке ты несколько раз ударил своего школьного товарища — младшего товарища. Пришлось везти его в больницу и накладывать швы. — Гашмен раскрыл лежавшую на столе папку. — Школьный устав защищает всех учеников. Никакого насилия в стенах школы. Никаких исключений. Ты понимаешь?

Джон некоторое время молча смотрел на директора.

— Я знаю устав, — наконец выдавил он. — Но…

— Ты отлично учишься, ты член школьной команды по баскетболу и футболу. У тебя хорошая репутация. Ты собираешься поступать в достойный колледж. А этот случай может поставить пятно на твоей биографии.

Джон прекрасно понимал, какой смысл директор вкладывает в слово «может». Гашмен предлагал ему выход.

— Наказание за насилие, как сказано в школьном уставе, предполагает трехдневное отстранение от занятий и исключение из всех спортивных команд. Тебе придется распрощаться с баскетболом и футболом.

Джон почувствовал ком в горле.

— Ты отдаешь себе отчет в серьезности ситуации?

— Да, — с трудом выдавил Джон.

— Я понимаю: твой случай особый. — Гашмен раскрыл другую папку. — Поэтому ты напишешь миссис Карсон письмо с извинениями, и мы закроем дело. — Он выжидающе посмотрел на ученика.

Джон чувствовал, что его загоняют в угол. Да, он ударил этого придурка. Тед заслуживает хорошей трепки, как никто другой — он спустил одежду Джона в унитаз.

— А зачем миссис Карсон мои извинения? Я же бил не ее, а Теда.

— Она считает, что ты проявил неуважение к ней. И должен письменно извиниться. А также признать факт насилия.

Написать письмо, и делу конец. Но тогда получится, что мать и миссис Карсон заставили его сдаться. Он не любил проигрывать — ни в чем. Исключайте, черт с вами! Джону хотелось бросить эти слова в лицо Гашмену.

Тем не менее он сдержался.

— Если можно, я все обдумаю за выходные.

Улыбка мистера Гашмена не оставляла сомнений — он был уверен, что Джон никуда не денется. Джон подыграл ему, улыбнувшись в ответ.

— Да. Конечно. В понедельник я жду твоего решения.

Джон вышел из кабинета и отправился на следующий урок.

Джон проскользнул мимо библиотекаря, надвинув на глаза бейсболку с надписью «Сурикаты из Толедо». Он не хотел, чтобы в нем узнали Джона Рейберна. По крайней мере пока. Обнаружив зал каталогов на привычном месте, он испытал облегчение. Совпадение мелочей давало надежду, что в серьезных вещах различия тоже будут незначительными. Он пробовал жить в очень странных мирах, но рано или поздно попадал впросак, и тогда приходилось спасаться бегством. Ему нужна вселенная, похожая на его собственную, и пока это место выглядело вполне подходящим.