Роб Джей запретил другим участвовать в этой игре, но они были просто детьми, и, если Шаман показывал им знак, иногда желание ответить оказывалось непреодолимым.

После того как Роб Джей стал свидетелем нескольких случаев обмена жестами, он развернул полоску мягкой ткани, которую Сара скатала для повязок, связал запястья Шамана, а затем привязал его руки к ремню.

Шаман кричал и плакал.

— Ты обращаешься с нашим сыном… как с животным, — прошептала Сара.

— Возможно, уже слишком поздно. Возможно, это его единственный шанс. — Роб сжал ладони жены и попытался успокоить ее. Но, сколько бы она его ни умоляла, он твердо стоял на своем, и руки его сына оставались связанными, словно у маленького заключенного.

Алекс помнил, что он чувствовал, когда все тело у него ужасно чесалось из-за кори и Роб Джей связал ему руки, чтобы он не мог расчесывать болячки. Он забыл, как истекал кровью, и помнил только кошмарный зуд и ужас оттого, что его связали. При первой же возможности он стащил из сарая серп и разрезал путы брата.

Роб Джей велел ему сидеть дома. Алекс не послушался. Он взял на кухне нож, вышел и снова освободил Шамана, а затем взял брата за руку и повел прочь.

Их отсутствие заметили только к полудню, и все, кто тогда был на ферме, бросили работу и приняли участие в поисках — в лесу, в поле, на пастбище в прерии, на берегу реки; люди звали мальчиков по имени, прекрасно понимая, что услышать их сможет только один из пропавших. Никто не заговаривал о реке, ведь той весной, когда вода поднялась, на каноэ перевернулись и утонули два француза из Нову. Вспомнили этот случай, и теперь угроза, которую представляла собой река, не шла у всех из головы.

Наступил вечер, а попытки отыскать мальчиков так и не дали результатов. Уже смеркалось, когда к ферме Коулов подъехал Джей Гайгер — в седле перед ним сидел Шаман, а сзади — Алекс. Гайгер сказал Робу Джею, что нашел беглецов посреди своего поля: они сидели на земле между рядами кукурузы, держась за руки, и были настолько утомлены, что даже не могли плакать.

— Если бы я не пошел на поле посмотреть, нет ли сорняков, они бы до сих пор там сидели, — сказал Джей.

Роб Джей подождал, пока заплаканных мальчишек умыли и накормили. Затем он предложил Алексу прогуляться вдоль реки. Поток плескался и пел на камнях у берега — вода была темнее воздуха и отражала приближающуюся ночь. Ласточки взмывали ввысь и прижимались к земле, иногда буквально касаясь поверхности. Высоко в небе воздух рассекал журавль — целеустремленный, как пакетбот.

— Знаешь, почему я привел тебя сюда?

— Чтобы выпороть.

— Я ведь тебя ни разу еще не порол, верно? И начинать не собираюсь. Нет, я хочу посоветоваться с тобой.

В глазах мальчика читалась тревога: он не знал, что лучше — «посоветовать» отцу или быть выпоротым.

— А это как?

— Ты знаешь, что такое «обменяться»?

Алекс кивнул.

— Конечно. Я много раз обменивался.

— Ну, так вот: я хочу обменяться с тобой мыслями. О твоем брате. Шаману повезло, что у него есть такой старший брат, как ты, что у него есть тот, кто о нем заботится. Мы с твоей мамой… мы гордимся тобой. Мы хотим сказать тебе спасибо.

— Вы плохо с ним обращаетесь, папа. Связываете ему руки, и все такое.

— Алекс, если ты и дальше будешь обмениваться с ним знаками, у него не будет необходимости разговаривать. Довольно скоро он просто забудет, как это делается, и ты никогда не услышишь его голос. Больше никогда. Ты мне веришь?

Глаза мальчика округлились от тяжкого бремени. Он кивнул.

— Я хочу, чтобы ты не развязывал ему руки. Я прошу тебя больше никогда не общаться с ним на языке жестов. Когда будешь говорить с ним, сначала показывай на свой рот, чтобы он смотрел на твои губы. Потом начинай говорить, медленно и отчетливо. Повтори то, что говоришь ему: тогда он начнет читать у тебя по губам. — Роб Джей посмотрел на Старшего. — Ты меня понял, сын? Ты поможешь нам научить его говорить?

Алекс кивнул. Роб Джей прижал его к себе и обнял. От него плохо пахло, как от десятилетнего мальчика, который весь день просидел на унавоженном поле, потея и плача. Как только они вернутся домой, Роб Джей приготовит ему ванну.

— Я люблю тебя, Алекс.

— И я тебя, папа, — прошептал тот.

Все получили такое же задание.

Привлекать внимание Шамана. Указывать на свои губы. Говорить с ним медленно и отчетливо. Говорить, обращаясь к его глазам, а не к ушам.

Утром, как только они вставали, Роб Джей связывал сыну руки. За едой Алекс развязывал Шамана, чтобы тот мог поесть. Затем он снова связывал брату руки. Алекс следил за тем, чтобы никто из остальных детей не общался на языке жестов.

Но в глазах Шамана все чаще отражалась опустошенность, а лицо становилось напряженным, будто каменным, закрывая его чувства от окружающих. Он ничего не понимал. И вообще ничего не говорил.

Если бы Роб Джей услышал о другом человеке, который постоянно связывает руки собственному сыну, он сделал бы все от него зависящее, чтобы спасти ребенка. У него самого не было никакой предрасположенности к жестокости, и кроме того, он видел, как страдания Шамана влияют на других членов его семьи и домочадцев. Потому он хватался за любую возможность взять чемоданчик и отправиться по вызову к больному.

Мир за пределами его фермы продолжал существовать и развиваться, никак не откликаясь на семейные неурядицы Коулов. В то лето в Холден-Кроссинге три других семьи стали строить новые деревянные каркасные дома вместо глиняных хижин. С энтузиазмом заговорили о том, чтобы построить школу и нанять учителя, и Роб Джей с Джейсоном Гайгером всячески поддерживали эту идею. Все учили своих детей дома, а в случае нечастых чрезвычайных ситуаций сменяли друг друга; но все согласились, что детям будет лучше ходить в настоящую школу.

Когда Роб Джей заглянул в аптеку, Джей чуть не лопался от желания сообщить ему какую-то новость. Наконец, он не смог дольше сдерживаться и сообщил, что они с Лилиан заказали доставку сюда фортепиано Бэбкока. Его упаковали в ящик в Колумбусе и транспортировали больше чем тысячу миль на плоту и судах.

— Вниз по реке Сайото до Огайо, потом вниз по Огайо до Миссисипи и вверх по чертовой Миссисипи до причала Великой Южной Транспортной Компании в Рок-Айленде, где оно теперь ждет появления моей повозки с волами! — на одном дыхании выпалил Гайгер.

Олден Кимбел просил Роба вылечить его знакомого, который жил в заброшенном мормонском городе Нову.

Олден поехал вместе с ним, чтобы показать дорогу. Они заплатили за то, чтобы их вместе с лошадьми доставили туда на плоскодонной лодке, вниз по реке — так было проще всего. Нову оказался зловещим, практически пустынным городом, с решеткой широких улиц, вытянутых вдоль красивой излучины реки; дома здесь стояли большие, солидные, а в центре находились каменные развалины большого храма, который выглядел так, словно его возводил царь Соломон. Олден рассказал Робу, что в городе оставалась лишь жалкая горстка мормонов — старики и мятежники, отказавшиеся подчиниться руководству, когда Святые Последних Дней переехали в Юту. Это место притягивало независимых мыслителей; один угол города сдали в аренду маленькой колонии французов, которые жили коммуной и называли себя «икарийцами». Когда путники пересекали французский квартал, в неестественно прямой посадке Олдена в седле читалось презрение. Наконец они оказались перед обшарпанным зданием из красного кирпича, расположенным в уютном переулке.