Архиепископ Невилл не стал тратить время на дальнейшее разговоры и последовал за Дерри, постукивая палкой, по коридору в личные королевские апартаменты. Сам Брюер назвал сегодняшний пароль своим людям, которые не пропустили бы даже его самого, если б он перепутал нужное слово. Начальник тайной службы короля вступил в приемную палату, у стен которой стояли навытяжку четыре молодца.

– Вольно, вольно, джентльмены, – непринужденно проговорил Дерри, проходя мимо них. Те, как всегда, не обратили на его слова никакого внимания.

Миновав парадные залы, они подошли к последней, небольшой дверке, которую охранял старик, способный остановить вооруженное вторжение не более, чем какое-нибудь дитя.

– Старина Сесил охраняет эту дверь уже сорок лет, – проговорил Дерри.

– Сорок два года, Брюер, – поправил его старик, неприязненно посмотрев на начальника тайной службы. Он явно не испытывал никакой симпатии к главному королевскому шпиону.

Дерри вздохнул:

– Важный пост, между прочим. Во всем королевстве не найдется более надежно хранимой двери.

– Подождите здесь, – хмыкнул Сесил. Постучав, он вошел внутрь, и Дерри немедленно последовал за ним, вызвав нескрываемое возмущение хранителя двери.

Глава шпионов воздел к небу обе руки:

– Мы уже обсуждали эту тему, мастер Фосден. Король нездоров. И если я буду дожидаться его приглашения, то проведу здесь всю ночь – и где тогда окажется королевство?

– В лучшем положении, – отрезал старик, после чего, склонив голову перед архиепископом Невиллем, тихо пробормотал: – Ваша милость… – и вышел, плотно закрыв за собой дверь.

– Вздорный старый мерзавец, – не отходя от дубовой створки, проговорил Дерри – так, чтобы было слышно и снаружи. – Надо бы урезать ему жалованье.

Архиепископ Невилл уже пересекал комнату, направляясь к лежавшему в постели Генриху, длинные волосы которого темным облачком рассыпались по подушке. Кожа короля оставалась бледной, лишенной трупной желтизны, но хотя глаза его были открыты, в них не было заметно живой искорки.

Подойдя к королю, архиепископ опустился на одно колено и прикоснулся рукой к лежавшему на постели покрывалу, хотя Генрих даже не попытался ответить ему рукопожатием.

– Я – Джордж Невилл, Ваше Величество, архиепископ Йорка. Каждый день я возношу Богу молитву о вашем здоровье, – негромко произнес священнослужитель, склонив голову. – Я молю Бога, чтобы вы поправились, вышли на улицу и позволили жителям Лондона увидеть вас. Боюсь, что в противном случае в своем детском невежестве они переметнутся к Йорку. Они – простые люди, Ваше Величество.

Генри сел в постели, прислушиваясь, собрал волосы на затылке в длинный хвост, а потом позволил им снова рассыпаться по плечам. Последние несколько месяцев он питался много лучше, чем во время заточения в Тауэре, однако все равно оставался на удивление тощим, похожим на смерть, какой ее изображают на надгробиях и в склепах. Кости его проступали под рубашкой, и Дерри заметил, как надежда неспешно оставляет архиепископа.

– Если вы так говорите, ваша милость, я должен встать, – вдруг пробормотал король Генрих. – Я служу Богу и своему народу. Я встану, если должен это сделать.

Брюер кашлянул.

– Его Величество обычно соглашается, когда к нему приходят честные люди и говорят ему, что просят его подписать документ, поставить свою печать или наделить их чем-то чрезвычайно важным и безотлагательно необходимым. Однако будет жестоко пользоваться его добротой, ваша милость.

Архиепископ Невилл посмотрел на короля, потом на Дерри, потом снова на короля, и наконец, взгляд его окончательно остановился на хрупкой фигурке, сидевшей в постели и наблюдавшей за ним. Он тоже ощущал отсутствие в Генри желания и воли, поскольку слова его были обращены к Дерри в той же мере, что и к монарху:

– Тем не менее я не могу не просить. Мы стоим на перепутье дорог, Ваше Величество. Йорк возвратился в Англию… и он сломает все стены и опрокинет все башни, если его не остановить. Народ, лондонцы в страхе – и у них есть все основания бояться! Но если они увидят на своих улицах короля Генриха и знамена Ланкастеров над его головой, то поймут, что сердце города еще бьется.

Заметив, что Генрих закивал, Брюер скривился. Король же в этот момент посмотрел через всю комнату прямо на него и промолвил:

– Дерри, мне хотелось бы сделать это.

Начальник тайной службы обнаружил, что тяжело дышит. Удивленный собственным горем, он кивнул, слишком поздно овладев собой:

– Тогда, значит, так и будет, Ваше Величество. Я сам пойду рядом с вами.

Взгляд, который он вонзил в архиепископа, был полон такой холодной ярости, что тот дрогнул.

* * *

С высоты северной башни Уорик с растущим неверием увидел, как человек в королевской ливрее отъехал от армии Йорка с большой, длиной с руку, трубой. Потом он посмотрел на стены, отходившие от башни по обеим сторонам. Внизу его ожидал собственный герольд, готовый передать тот ответ, который граф захочет дать.

Скрежет металла по камню оповестил Ричарда о появлении на кровле башни герцога Эксетера. Уорик кивнул соратнику, хотя, по правде сказать, предпочел бы остаться в одиночестве в подобный момент. К несчастью, Генри Холланда нельзя было назвать великим мыслителем, и в тот самый момент, когда графу был необходим отменный тактик, рядом с ним у бойниц появился Эксетер, близорукий бульдог. Нижняя челюсть герцога и впрямь выступала дальше верхней, придавая своему хозяину свирепый вид, дополнявшийся сеткой лопнувших вен на щеках, приобретенной в результате многолетнего пьянства.

Футах в шестидесяти под ними, у подножия стены, герольд Йорка протрубил со всей громкостью и знанием дела, доступным лишь истинным мастерам своей профессии.

Уорик вздохнул и поскреб пальцами голову.

– …личный вызов от имени Его Величества, короля Эдуарда Йорка, в ответ на несправедливости и оскорбления, нанесенные его королевской персоне и его роду.

Перечень обвинений оказался достаточно кратким, и Ричард отметил, что герольд несколько раз упомянул королевские титулы, забыв о том, что Эдуард утратил свою корону. Очевидно, дом Йорков хотел сделать вид, что этого не случилось.

– Наглый ублюдок, – пробормотал уставившийся вниз Эксетер.

Уорик едва не отослал его прочь. Не то чтобы он не нуждался в совете, но ему предстояло сделать выбор, сотрясавший его душу до самого основания. И все же он не намеревался выслушивать подобный совет из уст герцога.

– У нас с де Вером на двоих шесть тысяч солдат, находящихся на востоке в нескольких милях от города, – продолжил Эксетер. – Насколько я слышал, ваш брат Монтегю скоро подойдет к нам. На западе стоял Кларенс, хотя теперь о нем можно забыть.

– Я прекрасно знаю, где расположены наши люди и сколько их, милорд, – пожалуй, излишне резким тоном проговорил граф. Его соратник заметил эту колкость и, еще сильнее, если это было для него возможно, побагровев, склонился вперед и, тыкая в воздух пальцем, стал задавать вопросы: