Мы зашли уже так далеко, что я был почти уверен, что мы проворонили тропинку. Ди бежал в десяти футах впереди меня. Я сказал ему, что мы пропустили поворот и теперь самое время вернуться. Он засмеялся, соскочил с дороги куда-то вправо и исчез в темноте леса.

Я сказал ему, чтоб он вернулся, черт побери; Ди опять засмеялся и позвал меня к себе. Зачем, спросил я, и он сказал, потому что вот она, тропа, дурачок. Я не поверил и пошел прямо туда, куда он исчез. Я видел перед собой только стену, которая могла быть деревьями, а могла быть просто темнотой. Идиот, смотри под ноги, сказал Ди. И я посмотрел. Одна из тех белых круглых штучек, похожих на глаза, светилась прямо там, где должен быть овраг. Я нагнулся и дотронулся до холодных маленьких камешков, и светящаяся белая точка исчезла — оказалось, это просто мокрый камень, на который падает лунный свет. Присмотревшись внимательнее, я увидел пучки травы и две колеи с Южной дороги в лес. Что ж, ему удалось найти тропу.

Едва ли Ди Спаркс видел ночью лучше меня. Но он разглядел с дороги разрыв в сплошной стене деревьев. Он уже шагал по тропе в своих огромных старых ботинках, оборачиваясь на каждом шагу, чтобы убедиться, что я все-таки иду следом. Ди сказал мне надеть простыню, и я натянул ее через голову, хотя мне как раз хотелось попить воды из полого пня. Но я знал, что он прав — на Хэллоуин безопаснее в костюме, особенно в таком месте, где мы оказались.

С того момента мы шли по Ничьей Земле. Ни один из нас не знал, сколько нам придется идти по тропинке до Задворок и как все будет, когда мы придем. Как только я ступил ногой на автомобильный след, я уже почему-то знал, что Задворки совсем не такие, как я представлял. Все гораздо примитивнее, чем горстка домов в лесу. Может быть, у них совсем нет домов! Может, они живут в пещерах!

Естественно, как только я надел проклятый балахон, то почти перестал что-либо видеть. Ди все шипел, чтобы я поторапливался, а я шел и тихо материл его. В конце концов мне удалось собрать простыню, и я стал придерживать ее у шеи. Так я видел гораздо лучше и шел, уже не спотыкаясь. Все, что от меня требовалось, — идти за Ди, и это было легко. Он опережал меня всего на пару дюймов, и даже через дырку в капюшоне я видел рядом серебряную простыню.

В лесу все шевелилось, время от времени ухала сова. По правде говоря, мне никогда не нравилось ходить по лесу ночью. Даже тогда. Дайте мне вместо этого теплую закусочную, и я буду счастлив. Единственное животное, которое мне всегда нравилось, это кошка, потому что ее приятно гладить и она засыпает у тебя на коленях. Но в тот раз все было гораздо хуже, чем обычно, потому что это Хэллоуин, и еще до того, как мы добрались до Задворок, я сомневался, что звуки в лесу издает опоссум или лиса, а не кто похуже, со смешными глазками и длинными зубками, охочий до маленьких мальчиков. Может, там Эдди Граймс, выискивающий, чем поживиться ночью на Хэллоуин. Как только я подумал об этом, я догнал Ди Спаркса и пошел так близко к нему, что чувствовал через простыню его запах.

Знаешь, чем пахло от Ди Спаркса? Немножко потом и еще чуть-чуть мылом, которым священник заставлял его мыть руки и лицо перед обедом, и очень сильно пахло, как пахнет в электрической распределительной коробке, когда горит изоляция. Резкий, горьковатый запах. Так сильно он был возбужден.

Какое-то время мы поднимались на холм, и когда добрались до его вершины, ветер прижал простыню к моему лицу. Мы стали спускаться вниз, и помимо горелого запаха от Ди я почувствовал запах дыма от костра. И еще что-то непонятное.

Ди остановился так резко, что я налетел на него. Я спросил, что он видит. Ничего, кроме леса, но мы уже приближаемся. Там, впереди, — люди. И они варят самогон. Теперь мы должны быть тише воды, сказал он мне, как будто и так не ясно. Я знаком показал, что понял, и подтолкнул с тропы в лес.

Что ж, по крайней мере я знаю, что тут надо было доктору Гарланду.

Мы с Ди стали пробираться между деревьев. Я держал под подбородком складки чертовой простыни и мог смотреть только в одну дырочку. Не падал — и то ладно. Я радовался большому толстому ковру сосновых иголок на земле. По ним слон мог пройти тихо, как муравей. Мы прошли еще немножко вперед, и я уже чувствовал все запахи: жженый сахар, растертые ягоды можжевельника, слюна от жевательного табака, топленое сало. А еще через несколько ярдов я услышал голоса, и этого хватило.

Голоса были злыми.

Я дернул Ди за простыню и присел на корточки. Дальше я не собирался идти, не посмотрев внимательно. Ди опустился на колени рядом со мной. Я отпустил простыню под подбородком, оттянул ее назад и стал выглядывать из-под нижнего края. Когда я увидел, где мы оказались, то чуть не потерял сознание. За деревьями в двадцати футах от нас, в окне, вырезанном в задней стене маленькой деревянной лачуги, зажглась керосиновая лампа. Из лачуги вышел здоровый, оборванный парень с еще одной керосиновой лампой и побрел к сараю. Чуть в стороне от дома я смог разглядеть желтый квадрат окна еще одной развалюхи, а за ней длинную полоску желтого света, пробивающегося сквозь деревья. Ди сидел на корточках рядом со мной, и когда я повернулся к нему, то увидел еще один желтый огонек в другой стороне леса. Знал Ди об этом или нет, но он привел меня в самую середину Задворок.

Он прошептал, чтобы я закрыл лицо. Я помотал головой. Мы оба наблюдали за большим парнем, идущим к сараю. Где-то прямо перед нами закричала женщина, и я от страха чуть не наложил в штаны. Ди вытянул голову и приложил палец к губам, как будто я и без него не знаю, что надо молчать. Женщина снова вскрикнула, большой парень раскачивался взад-вперед. Свет от лампы тоже качался большим кругом. Я разглядел, что в лесу было множество маленьких тропок, ведущих от хижины к хижине. Фонарь стукнулся о лачугу, и оказалось, что это даже не дерево, а толь. Женщина засмеялась или зарыдала. Кто-то в доме крикнул, и парень в драной одежде, пошатываясь, снова направился к сараю. Он был пьян настолько, что едва держался на ногах. Парень добрался до сарая, поставил лампу на землю и согнулся, пытаясь войти.

Ди подлез к моему уху и прошептал: прикройся, ты же не хочешь, чтобы эти люди узнали, кто ты. Если тебе плохо видно, разорви дырки побольше.

Мне вовсе не хотелось, чтобы на Задворках кто-нибудь видел мое лицо. Я сунул пальцы в ближайшую прорезь для глаз и потянул. Наверное, каждое живое существо в радиусе мили слышало звук рвущейся ткани. Парень вылетел из сарая, будто кто-то выдернул его оттуда за веревку, он подхватил с земли фонарь и вытянул его в нашем направлении. Тогда мы смогли рассмотреть его лицо. Это был Эдди Граймс. Вряд ли кому-то вообще захочется встречаться с Эдди Граймсом, а уж на Задворках тем более.

Я боялся, что Эдди отправится нас искать, но женщина в лесу завизжала по-поросячьи, а мужчина в лачуге что-то громко выкрикнул, и Граймс снова нырнул в сарай и вышел оттуда с кувшином. Тяжело ступая, он пошел назад к дому и исчез в нем. Мы с Ди слышали, как он ссорится с другим мужчиной внутри.

Я показал большим пальцем в сторону Южной дороги, но Ди замотал головой. Я прошептал: разве ты не видел Эдди Граймса, разве этого тебе недостаточно? Он снова помотал головой. Его глаза горели под простыней. И что же ты хочешь, спросил я, и он сказал: я хочу посмотреть на ту женщину. Мы даже не знаем, где она, прошептал я, а Ди ответил: все, что нам надо, так это идти на ее голос.