— Мы были всего лишь детьми и хотели устроить себе на Хэллоуин настоящую страшилку. Прямо как те придурки на улице, что кидаются друг в друга петардами. — Хэт провел свободной рукой по лицу и посмотрел, готов ли я записывать каждое его слово (пленки уже давно кончились). — Когда будет достаточно, намекни мне ладно?

— Хорошо, — сказал я.

— Ди появился в моем доме сразу после обеда, замотанный в старую простыню с двумя дырками для глаз, с бумажным пакетом в руках. Его огромные старые ботинки торчали из-под балахона. У меня был такой же костюм, но большего размера: простыня волочилась по земле, в ней то и дело путались ноги, а прорези для глаз все время куда-то съезжали. А все потому, что это был прошлогодний костюм моего брата. Мама дала мне сумку, сказала, чтобы я вел себя хорошо и вернулся домой к восьми часам. Все дома в Темном Городе можно обойти за полчаса, но мама прекрасно знала, что мне захочется побродить по округе с Ди, и это займет как минимум час.

Потом мы ходили по улицам, стучались в двери, нам открывали и давали всякую всячину, а еще мы немного озорничали там, где ничего не получали. Ничего на самом деле плохого мы не делали: постучим в дверь и убежим или закидаем крышу камнями — так, ерунда. К некоторым домам мы даже не подходили, например, к дому Эдди Граймса. Я всегда считал, что это очень опасно. У нас хватало мозгов избегать такие дома, но мы оказались ненормальными настолько, чтобы отправиться на Задворки.

Единственное объяснение, которое я нахожу сейчас, состоит в том, что место это было запретным. Нам не нужно было говорить, чтоб мы держались от дома Эдди Граймса подальше. Мы бы туда даже днем не пошли, потому что Эдди сразу поймает, и тогда — конец.

В общем, Ди все подгонял, чтобы я шевелился быстрее, а когда люди задавали нам вопросы или говорили, что ничего не дадут, пока мы не споем песню, он завывал, как привидение, и тряс своей сумкой у них перед лицами, чтобы мы скорее могли идти дальше. Он был так возбужден, что даже дрожал.

Я тоже был возбужден. Не так, как Ди. Он вел себя как ненормальный — наверное, как человек, в первый раз собравшийся прыгнуть с парашютом. Я трясся от страха.

Как только мы отошли от последнего дома, Ди перешел улицу и побежал в сторону маленького универсального магазинчика, в который ходили все. Я знал, куда он направляется. Там, за магазином, было поле, а на другой стороне поля — Южная дорога, которая вела в лес, к тропинке к Задворкам. Когда Ди заметил, что меня нет рядом, он обернулся и крикнул, чтобы я поторапливался. Нет, сказал я себе, я не собираюсь выпрыгивать из самолета, я не совсем еще тупой. А потом я поправил свою простыню, чтобы видеть через дырку хоть одним глазом, и пошел за ним.

Когда мы с Ди выходили из моего дома, уже начинало темнеть, а теперь стало совсем темно. До Задворок идти мили полторы, по крайней мере до тропинки. Мы даже не представляли, сколько надо идти по ней, чтобы добраться до места. Черт, мы даже не знали, что это за место. Я все еще был уверен, что это просто несколько маленьких домиков, что-то вроде копии Вудленда. А потом, когда мы шли по полю, я наступил на край своего балахона и растянулся во весь рост. Хватит с меня этого дерьма, сказал я и сорвал с себя дурацкую одежду. Ди грубо обругал меня — я все сделал неправильно, мы должны все время оставаться в костюмах, чтобы нас никто не узнал, неужели я забыл, что это Хэллоуин, а на Хэллоуин костюм — твоя защита. И я сказал ему, что опять его надену, когда мы дойдем до места. А если я буду всю дорогу падать, то мы и до утра не доберемся. Тогда он заткнулся.

Как только я снял с головы проклятую простыню, оказалось, что даже неплохо видно. Луна уже взошла, и на небе светили звезды. В своей простыне Ди выглядел прямо как настоящее привидение. Она даже немножко мерцала. Края простыни не были четко очерчены, и казалось, что эта ужасная штука парит. Но я видел ноги Ди, те самые огромные старые ботинки, торчащие наружу.

Мы перешли через поле и вышли на Южную дорогу. Очень скоро деревья подобрались совсем близко к обочинам, видно стало гораздо хуже. Казалось, что дорога идет прямо в деревья и исчезает. Деревья выглядели выше и толще, чем днем, и то и дело в траве прямо у дороги сверкало что-то белое и круглое, будто глаз, в котором отражается лунный свет, так мне мерещилось. Я надеялся, что мы не сможем найти тропинку к Задворкам. Я бы только обрадовался. Думал, мы еще минут десять — пятнадцать пройдем по дороге и повернем домой.

Ди стремительно двигался вперед, хлопая простыней. Вел себя как сумасшедший. Он был уверен, что найти тропу не составит труда.

Когда мы прошли по Южной дороге уже почти милю, я увидел автомобильные фары — желтые точки, быстро приближающиеся к нам. Ди вообще ничего не видел, бегая вокруг меня в своем балахоне. Я крикнул ему, чтобы убирался с дороги, и он, как кролик, исчез в лесу раньше меня. Я перепрыгнул через кювет и присел на корточки за сосной в десяти футах от дороги. Хотел посмотреть, кто там едет. В те дни в Вудленде было совсем мало машин, и я знал их наизусть. Когда машина подъехала ближе, я увидел старый красный «корд» доктора Гарланда. Доктор Гарланд был белый, но он держал два кабинета и принимал цветных пациентов, поэтому только на цветных и зарабатывал. И человек этот был горький пьяница, горький пьяница.

Он просвистел мимо на скорости километров эдак пятьдесят, в те дни это считалось очень быстро. Думаю, то был максимум для его старенького автомобиля. На долю секунды я увидел лицо доктора Гарланда под белой шляпой, рот широко открыт, как будто он кричал. Машина уже проехала, а я все сидел в лесу, боясь выйти на дорогу. Я очень хотел повернуть назад и пойти домой. Все из-за доктора Гарланда. Обычно он такой тихий и неторопливый, понимаешь? А тут я вижу черную дыру на его лице. Вид у него был, как будто его пытали, как будто он побывал в аду. Думаю, даже в аду не захотят увидеть то, что видел он.

Я слышал шум мотора его машины, но габаритные огни уже исчезли из виду. Я повернулся и увидел, что стою на дороге один. Ди Спаркса нигде не видно. Пару раз, совсем тихонько, я позвал его. Потом позвал громче. И тут услышал его хихиканье где-то в лесу. Я сказал, что он может бегать вокруг хоть всю ночь, если ему так хочется, а я иду домой. Потом я увидел серебряную простыню, пробирающуюся сквозь деревья, и спокойно повернул назад к дому. Шагов через двадцать я оглянулся и увидел Ди. Он стоял посреди дороги в своей дурацкой простыне и смотрел, как я ухожу. Давай же, сказал я, пошли назад. Он не сдвинулся с места. Разве он не видел доктора Гарланда? Куда он поехал так быстро? Что произошло? Когда я предположил, что доктор, наверное, ехал по срочному вызову, Ди сказал, что он поехал домой — ведь он живет в Вудленде, не так ли?

Тогда я подумал, что доктор Гарланд был на Задворках. И Ди подумал о том же, и ему захотелось туда еще больше. Теперь он был непоколебим. Может, мы там увидим мертвеца. Мы стояли до тех пор, пока я не понял, что он пойдет туда один, даже если я не пойду с ним. Это значило, что идти придется. Ди был настоящий дикарь, он обязательно во что-нибудь вляпается, если не будет меня, чтобы его остановить. Ну и я согласился, сказал, что пойду с ним, и Ди начал прыгать вокруг меня, как раньше, и нести всякую чушь. У нас почти не было шанса найти узкую старую тропку в лесу. В такой темноте нельзя различить даже отдельные деревья, только гигантские черные стены по обе стороны дороги.