Ну, а ты? Действительно ли ты созрела в полную меру для новых отношений? Или ты стремилась заместить Хели, чтобы заполнить зияющую в твоей жизни дыру?

«Ты желаешь знать, по каким признакам я решила, что готова к новой любви? Подготовка к ней проходила исподволь, на многих уровнях. Мой разум уверял, что ровно никому не будет хуже, если я снова обрету счастье. И Хели, без всякого сомнения, желал мне всей возможной полноты земного счастья и ничего не имел против того, чтобы меня любил некий новый мужчина — здесь, на земле. Моя душа знала, что любовь — принадлежность как жизни, так и смерти. Любовь желает быть разделенной как с живыми, так и с мертвыми. И любви не становится меньше оттого, что ею делятся. Последнее же слово оставалось за моим сердцем. Это оно мне сказало: «Пора».

Испытывала ли ты когда-нибудь искушение сравнивать Хели и Ульриха?

«Иногда у меня возникало чувство, что Ульрих был заслан в мою жизнь не без участия Хели. На первый взгляд создавалось впечатление, что эти двое не имеют ничего общего. Но постепенно все отчетливее обнаруживалось, что и в моих новых отношениях речь идет все о том же, что и в моем браке с Хели. Хотя пережитое сильно меня изменило. Мои приоритеты изменились. Другие, по сравнению с прежними временами, вещи приобрели важность в моих глазах. И вот теперь мне, как партнерше Ульриха, дозволено испытать, как ведет себя новая Барбара в ситуациях, в которых она уже оказывалась в своей прежней жизни. И если у меня возникает чувство, что мои реакции стали более зрелыми и я способна в большей степени проявлять свою любовь, я думаю, что и Хели вместе со мной испытывает радость по этому поводу.

«Я горжусь тобой!» — иногда он находит способы мне это передать.

Меня неизменно радуют подтверждения тому, насколько Ульрих и Хели друг на друга похожи. Гораздо труднее тактично реагировать на различия. И воздерживаться при этом от оценок».

Я вспоминаю разговор с одной моей подругой, во время которого я непомерно нахваливала Ульриха.

«Как же я рада тому, что мы можем так хорошо говорить друг с другом. С Хели было зачастую гораздо труднее вести глубокомысленные беседы».

Моя подруга была в отчаянии.

«Как ты можешь так говорить о Хели. Хели был невероятным, замечательным человеком!»

Ее реакция потрясла и меня.

Разумеется, он был замечательным! Разве я когда-либо утверждала обратное?

Тут же в меня вцепились муки совести. Но одновременно при этом о себе заявило еще кое-что: ярость. Что же это такое? Мне что, никогда больше нельзя говорить и о трудностях? Получается, я должна Хели посмертно идеализировать? Кому это нужно?

«Мне представляется, что Хели там, где он есть, способен вынести и упоминания о присущих ему слабостях. Он силен. И он достаточно мужественен. А то, что он теперь на том свете, вовсе не означает, что он превратился в мимозу. И вовсе не обязательно надевать бархатные перчатки, прежде чем к нему прикасаться. Иначе он обидится. Я не могу и не хочу в это верить».

В тишине, последовавшей за моим извержением чувств, и по ходу формальных холодных объятий, которыми я и моя подруга обменялись на прощание, мне вдруг показалось, что Хели мне подмигнул со своей верхотуры.

Ну да, разумеется, я сильный. Но и слабости у меня тоже есть. Ведь я был всего лишь человеком. Не забывай меня со всеми моими хорошими и плохими сторонами.

И еще раз получает слово голос в моей голове.

Можно спросить тебя кое о чем?

«К чему эти церемонии? Вперед, не смущайся!»

Вот ты писала, что хочешь ребенка, и, дескать, только из этих соображений допускаешь ты идею нового партнерства. Что же получается: в игре замешан прагматизм?

«Дорогой голос! Я не собираюсь от тебя утаивать, что и я себе — причем довольно часто — задавала тот же вопрос. Больше всего на свете я боюсь начать подгонять партнера под некий идеальный образ. Боюсь не избежать соблазна попытаться втиснуть его в какую-нибудь самодельную мечту. И вместо того, чтобы строить с ним свое будущее, все время оглядываться назад, ища возвращения в прошлое.

Вот что действительно прекрасно: Ульрих — самостоятельная личность. Он — не обводка лекала. Любовь к нему меня ежедневно научает смотреть в глаза ему и только ему. Он никогда не пойдет со мной назад, в мое прошлое, как бы это иногда не было желательным моему подсознанию.

Между Ульрихом и моим прошлым стоит прозрачная стена. Видеть сквозь нее можно, проникнуть сквозь нее — никогда. Я упорно пытаюсь эту стену разбить, но лишь получаю синяки. И моему партнеру ничего другого не остается, как наблюдать эти мои попытки. Одновременно это и есть самый большой подарок, который он может мне преподнести: просто наблюдать. Быть рядом. Утешать. И так до тех пор, пока я сама не окажусь в состоянии отвернуться от этой непроницаемой стены, чтобы совершить еще один смелый шаг в направлении будущего.

Думаешь, вам обоим снова захочется детей?

«Этого я не знаю. Ведь когда ребенку навязывают роль — это еще ужаснее. Действительно ли я готова посвятить себя новому маленькому существу? Или я подсознательно желаю вернуть себе своих детей и меня разочарует существо, которое окажется не Тимо и не Фини? Я не могу пока ответить однозначно на эти вопросы. Часто я застаю себя за тем, что наблюдаю за детьми на улице. Ни один из этих детей не кажется мне столь же неотразимым, как мои дети. Следует ли мне подождать, пока притупится острота потери Тимо и Фини, чтобы посчитать себя готовой для другого ребенка? И на этот вопрос нет у меня пока конкретного ответа. Но я все же полагаюсь на время и на свое сердце, которое уже достаточно часто указывало мне верный путь.

Иногда, когда мир за прозрачной стеной манит меня непреодолимо, я рассказываю себе одну историю. Хочешь ее услышать?

Разумеется, хочу.

«Хорошо. Бывал ли ты когда-нибудь в зеркальных лабиринтах Луна-парка? До того, как я познакомилась с Ульрихом, я находилась в таком лабиринте и считала, что существует лишь единственная цель, лишь единственный выход:

Ребенок! Я хочу ребенка.

Я испробовала все пути, представлявшиеся мне возможными. Но постоянно возвращалась к исходному пункту. И только единственного пути я избегала. Он называется «партнерские отношения». Этот путь казался мне не имеющим смысла, слишком непредсказуемым, слишком трудным. И при всем моем старании заглянуть за горизонт, у меня не возникало даже ощущения, что этот путь ведет меня в правильном направлении, к моей страстно желаемой цели.

Мужчина, вошедший в мою жизнь, укрепил во мне мужество отправиться в путь, который я сама считала для себя запретным. Он взял меня за руку и встал со мной рядом. Сначала я не могла не думать о цели.

Стой! Мне кажется, что мы идем в не туда! Мне кажется, что твоя цель не совпадает с моей!

Мужчина, вошедший в мою жизнь, укрепил во мне мужество отправиться в путь, который я сама считала для себя запретным. Он взял меня за руку и встал со мной рядом.