Иногда Геваро одолевало отчаяние, он уже готов был сам идти к Леруа и требовать от него ответа по тому делу о пожаре. Но в последний момент брал себя в руки. Подобный визит наверняка не дал бы никаких результатов. Леруа сам должен был сделать первый шаг…

А если его смерть и есть этот шаг? Нет. Это уж слишком невероятно. Хотя то, что произошло на улице Булар, сдвинуло многое с места… Просто так бы в них с Антуаном не палили в «Ротонде»…

Что ж! Давай, Мишель, все сначала. Некое время назад нотариус Жорж Леруа оставляет все свои дела в Авиньоне и переезжает в Париж. Здесь он покупает квартиру, где проживал русский анархист, известный как батька Махно. Вскоре там происходит пожар. Леруа остается в живых чудом. Как только выясняется, что пожар является следствием организованного поджога, Леруа отказывается иметь все дела с полицией, исчезает из поля зрения и спустя время поселяется на улице Булар, где ведет совсем не похожий на себя прежнего образ жизни. Куда-то девается его веселость, тяга к удовольствиям! Такое впечатление, что в квартире Махно сгорает вся прежняя жизнь авиньонского нотариуса с ее привычками и взглядами. Он живет нелюдимо, тихо, и, в конце концов, его находят отравленным. А после того, как Геваро и его молодой напарник осматривают квартиру покойного, им делают весьма серьезное предупреждение, что они полезли не в свое дело! Одни загадки! Добавь сюда старика на коляске, что сгорел заживо в этой квартире, и история еще усложнится.

Вчерашний и сегодняшний дни открыли одно новое обстоятельство. Жорж Леруа, его жизнь и смерть связаны с банком Клеманов. Опытного полицейского непросто сбить толку, и Геваро мог дать на отсечение руку, что Франциск Клеман сегодня врал ему. Имя покойника с улицы Булар, несомненно, говорило его бывшему лицейскому товарищу о многом. А найденная вырезка из газеты, со следами слез на заметке, извещающей о смерти Леруа, только подтверждают это. Но кто в доме Клеманов рыдал над этой заметкой? Сам старый Франциск или кто-то еще из домочадцев? Да. Семья Клеманов… В ней тоже загадка на загадке…

Кто-то позвонил в подъездную дверь. Геваро через специальное устройство осведомился о посетителе. Тот назвался. Геваро переспросил – таково было его удивление. Но звонивший подтвердил свое имя.

Мишель Геваро ожидал увидеть кого угодно, только не этого человека.

Анибал несказанно обрадовался темному пиву. Значительно больше, чем собеседнику. Он припал к высоченному бокалу, в несколько глотков вылакал почти все и только после этого весьма равнодушно взглянул на Антуана, севшего напротив него и смотревшего ему прямо в глаза. Анибал был не из тех, кто склонен к рефлексии, поэтому он не проявил никакого интереса к человеку, заказавшему ему пиво. Как будто все так и должно быть! Напротив, он повернулся к Сантини боком, закинул ногу на ногу и весь погрузился в важнейшее для него занятие: забивание табаком курительной трубки.

– Позвольте представиться – Антуан Сантини!

Анибал ничем не обнаружил, что вообще что-то произошло и кто-то что-то сказал.

– Вы меня слышите? – Антуан потихоньку терял терпение.

– Ты свою фамилию произносишь так, будто она у тебя Делон. Тоже мне знаменитость нашлась! – Анибал выпустил в воздух плотную порцию дыма. – В силу того, что ты решился угостить меня пивом, делаю вывод: тебе что-то от меня надо. Для чего же это я понадобился тебе?

Последнее Анибал произнес так громко, будто приглашал к разговору всех, кто мог их слышать. Народ в кафе и в правду насторожился. Антуан, заметив это, понизил голос:

– Я слышал, месье Анибал, что вы большой оригинал, но я не меньший, уверяю вас. – Антуан, продолжая улыбаться, нанес наглецу не сильный, но очень чувствительный удар в голень. Этому удару он обучился еще в полицейской школе. Любимый прием их инструктора.

Анибал взвизгнул, схватился за ногу, а из-под стола брызнул до этого мирно дремавший там упитанный серый кот. Выражение лица Антуана в эти минуты носило оттенок почти благолепный, а те посетители, что наблюдали сцену, остались в полной уверенности, что Анибал схватился под столом с котом. Встречена эта схватка была издевательским смехом.

Анибал, все еще морщась от боли, сквозь зубы процедил:

– Щенок! Спрашивай, что хотел, и проваливай!

– Привет вам от Жоржа Леруа!

Эти слова подействовали магически. Анибал подпрыгнул чуть не до потолка. Его пухлые и мокрые от пива губы радостно разъехались:

– Господи! Старина Жорж вспомнил обо мне! А я-то думал, что он потерял память! Жакоб, Гари! Идите сюда! Этот парень привез нам привет от Леруа!

Из Люксембургского сада можно было выйти в разные стороны. Климов предпочел выход на улицу Суфло, которая вела к величественному зданию Пантеона, где нашли свой последний приют многие великие умы Франции. В старину перпендикулярно улице Суфло проходила большая римская дорога, теперь в этой части она носила название Сен-Жак и славилась одним из зданий университета Сорбонны. Вероятно, отсюда первые римляне подходили к месту будущего великого города… Ныне в этом квартале кипела жизнь, процветали рестораны и кафе, всевозможные магазины предлагали разнообразный ассортимент. По правую руку Алексею попалась на глаза вывеска интернет-кафе. Алексей, не раздумывая, зашел в современную, прозрачную дверь, оплатил час времени, после чего неопределенного возраста дамочка указала ему место за монитором.

Русских букв на клавиатуре, само собой, не было. Как писать письмо Веронике? Французского она наверняка не знает. Может быть, вообще не знает ни одного иностранного языка. Что ж, буду писать латинскими буквами по-русски…

Здравствуйте, Вероника!

Едва ли вы сразу вспомните меня! Позавчера вечером вы обслуживали мой столик в кафе и оставили мне визитку с адресом электронной почты. Из этого я делаю вывод, что вы хотели, чтобы я вам написал… И хоть такое желание не вполне понятно для меня, я все же решился на это письмо, поскольку вы мне почему-то симпатичны и я не раз вспоминал вас после нашей встречи. Может быть, это звучит чересчур неправдоподобно, но я пишу вам из Парижа, куда улетел через несколько часов после нашего с вами знакомства. Здесь со мной происходят весьма странные вещи, и я, допуская, что вам это не вполне интересно, коснусь их самым поверхностным образом. Я работаю в газете «Свет», обозревателем международного отдела. В Париже – для освещения благотворительного концерта знаменитого скрипача и моего друга Пьера Консанжа. Сразу, как я приехал, началась какая-то странная чехарда. Меня то хотели отозвать на родину, то телеграфировали в корпункт, что мне необходимо остаться здесь как можно дольше. И все это происходило не вполне с моим участием, будто я здесь ни при чем. Одним словом, моей жизнью очень лихо распоряжались за меня. Кончилось это все тем, что на Пьера Консанжа напали при попытке ограбления его квартиры, повредили руку. Концерт отменен. У самого Консанжа по этому поводу тоже есть большие подозрения: кто-то не только заставил его давать этот концерт в Париже, вопреки всем его сверстанным гастрольным планам, но и очень настоятельно попросил добиться, чтобы концерт из Москвы приехал освещать я, да еще и сыграть для меня на бис 24-й каприз Паганини. Все это очень похоже на некое коллективное безумие. …Я часто вспоминал о вас, хотя мы и почти незнакомы. Ваше лицо стоит у меня перед глазами. Я пишу, чтобы хоть кто-то знал об этом. Мало ли что… На всякий случай оставляю вам номер своего мобильного телефона.