Шершавый язык Домино касается моего уха, и в самойсердцевине ушной раковины набухает жемчужина, ощутимо пахнущая изюмом: «мау!» –давай, лапуля, никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь…

– Она мне очень понравилась. Очень. Я не смоглаустоять. Такое бывает?

– Ты еще больше похожа на отца, чем я думал… Та штука…Та связка, которую ты положила в карман… Когда-то она принадлежала ему. Твоемуотцу. Он сам выточил каждый ключ на ней. Он был талантливый…

– Фартовый? – переспрашиваю я. Осмысление приходитдаже раньше, чем я думала.

– Фартовый – самое верное слово, Ёлка. Меня, кстати,зовут Борис Иванович. Но можешь звать меня старина Боб.

– Так звал вас отец?

– Да.

– А машина? Что будет с ней?

– Мне кажется, ты заслуживаешь такой ласточки, –улыбается старина Боб.

– Такого красавца, – уточняю я.

* * *

…Мы отлично ладим со стариной Бобом, но в гости ко мне, наПетроградку, его и калачом не заманишь. Слишком много печальных воспоминаний,говорит он. Он бы и рад приехать, познакомиться с легендарным,нежно-абрикосовым котом, но слишком много печальных воспоминаний. Мне кажется,он просто боится Домино, ведь Домино – личность почти мифологическая. Такая жемифологическая, как и мой отец.

Чего боится старина Боб?

Того же, чего боюсь я в отношении отца.

Что они оба – и кот, и умерший человек – могут хоть в чем-тоне соответствовать мифу.

Я люблю байки старины Боба об отце. В них отец предстаетлучшим автомобильным вором всего Северо-Запада и примкнувшей к немуСкандинавии. И – возможно – Польши и Чехии. И – возможно – Германии иБенилюкса. Сказать об отце, что он был просто автомобильным вором, пусть илучшим, – значит не сказать ничего. Он был зачарованным автомобильнымвором – ни одной тачки он не угнал без любви. Без мгновенно вспыхнувшей и почтинеконтролируемой страсти. Отец видел объекты вожделения насквозь, до самогопоследнего болта, – так же, как вижу их я. «Видеть насквозь» – нашасемейная черта. Фамильная. «Видеть насквозь» – означает видеть слабые места,которые, по мнению дурачков-хозяев, являются самыми сильными. Одного взгляда намашину отцу было достаточно, чтобы понять, что за сигнализация на ней стоит икак ее вывести из строя.

Достаточно и мне.

Что-то было и в самом отце – это что-то позволяло емууводить железных коняшек чуть ли не из стойла. Из-под носа дурачков-хозяев. Идурачки догадывались о постигшем их несчастье последними.

Есть это «что-то» и во мне.

Отцу нравились только самые лучшие и почти недоступныетачки. Эпопеи с «Мерседесом» одного генерального консула и «Ягуаром» одногоочень крупного чиновника из правительства города особенно впечатляют.

Сколько машин мой отец лишил невинности, прежде чем погиб?

Сотню, не меньше.

Мне до этого результата еще далеко.

О гибели отца, случившейся восемь лет назад, старина Бобрассказывает с неизменным выражением досады на лице. Мол-де в последние годы(особенно после того, как он узнал, что у него – где-то там, вне поля еговидимости, – растет дочь) с отцом начали происходить странные вещи. Он былготов бросить свое ремесло, говорит старина Боб, перестал считать его достойными даже выражался в том духе, что оно аморально.

– А вы? – спрашиваю я. – Что вы ему отвечали?

– Что оно не более аморально, чем любое искусство.Искусство и должно быть вне морали, иначе оно не сможет задеть человека таксильно. Удивить. Поразить в самое сердце. Задеть никогда не звучавшие струныдуши.

Даже Домино с его нежно-абрикосовой философией не выразилсябы сильнее.

Я полностью солидарна со стариной Бобом.

– Он не пытался меня найти? – спрашиваю я. –Поговорить со мной?

– Твоя мать – она не хотела этого. Грозила ему всемикарами – земными и небесными. Но деньги брала исправно. Надеюсь, у тебя былообеспеченное детство.

– У меня было отвратительное детство. Лучше о нем невспоминать. Жаль, что он не нашел меня, не поговорил со мной.

Он сомневался. Стыдился себя. Стыдился того, чемзанимается. – К выражению досады на лице старины Боба примешиваетсянедоумение. – Что он мог рассказать тебе?

– Всё.

Отец погиб, уходя от столкновения с каким-то мелким животным– то ли хорьком, то ли кошкой, то ли мангустом суриката. Вернее, это я думаю омангусте суриката; не слишком подкованный в зоологии старина Боб выражаетсяпроще – «суслик».

Я думаю о мангусте суриката. А о том, кем могла оказатьсякошка…

Мысли о том, кем могла оказаться кошка, я гоню прочь.

Скорее всего, это была обыкновенная уличная кошка, кто еще?Лысые коты не приспособлены к рысканью по подворотням.

Отец уходил от столкновения, неудачно вывернул руль и набешеной скорости врезался в фонарный столб. Смерть была мгновенной. Неудачновывернул руль – так выражается старина Боб. Я, со своей стороны, предполагаю,что для уставшего любить и такого одинокого отца поворот руля был как разудачным.

Эти мои догадки никогда не были озвучены.

– У него остался приличный капиталец. Кругленькаясумма, – говорит старина Боб. – Конечно же, она по праву принадлежиттебе.

Кругленькая сумма не слишком волнует меня.

Я и сама в состоянии сколотить кругленькую сумму. Теперь,когда я работаю на старину Боба. Он купил мне права (у Боба все схвачено) – и ясо спокойной совестью угоняю тачки, как когда-то делал мой отец. Не все, атолько те, в которые влюбляюсь с первого взгляда. Также, как он. Старина Бобсчитает, что я в каких-то вещах даже превзошла отца, а по дерзости иотчаянности – уж точно. Я пригоняю тачки в тихую заводь «Красных рыбок», и ониперекочевывают в руки акулы-молота Виталика и его парней. Виталик и его парни –большие умельцы, способные в неправдоподобно короткие сроки сделать из однойтачки совсем другую. Широко разветвленная организация старины Боба, а такжевопросы сбыта тачек мало волнуют меня. Мне вполне хватает самого Боба. За глазаи за уши.

Я почти не вспоминаю о своей прошлой жизни и почти необщаюсь с мусиком, и отец здесь ни причем. Я не злюсь на нее (мусик не была бымусиком, если бы поступила иначе), но и в кафе с ней больше не сижу. Отслабоалкогольных коктейлей пришлось отказаться: я почти все время за рулем.

И я почти не вспоминаю о Jay-Jay, тем более что мой почтовыйящик, и его почтовый ящик, и сайт «Rеальные знакомства в Норвегии» так изатерялись на просторах Сети, канули в небытие. Вспоминает ли обо мне самJay-Jay? Возможно, и вспоминает, сидя в своей маленькой норвежской комнатке вокружении словарей. А может, он уже нашел другую девушку и другой язык. Jay-Jay– он такой. Оба варианта развития жизни Jay-Jay совершенно безразличны мне:новая работа лишила меня сентиментальности напрочь.