Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он привёз Аттиле немало новых сведений. Затем в лагере появился другой тайный посланец. Я попросил Илану быть начеку. Когда я развлекаю гостей в зале Аттилы, она сообщает мне то, что ей удалось узнать. Шепчет на ухо или подсовывает две-три записочки. Слава богу, мы грамотны, а большинство гуннов — нет!
— Что же она выяснила?
— О, в тебе взыграло любопытство! Похоже, он пошёл на поправку, как думаешь, Юлия?
— Но что ему любопытно — политика или женщина? — лукаво отозвалась жена карлика.
— Мне любопытно всё! — не выдержал я. — Господи, да я уже неделю томлюсь у вас в заточении, среди целебных настоев и глиняных горшков! Мне нужно знать, что творится в мире!
Они рассмеялись, и Зерко заглянул за плетёную дверь, желая убедиться, что нас никто не подслушивает.
— Евнух, кажется, опять вмешался в нашу жизнь.
— Хризафий! — Я опасался, что вновь услышу имя первого министра.
— Нет, другой, с Запада. Судя по описаниям, он мягче и любезнее вашего политика. И у него нежное имя — Гиацинт. Как у цветка.
— С Запада?
— Ты слышал о принцессе Гонории?
— Только сплетни, по пути из Константинополя. Это сестра императора Валентиниана, опозорившаяся после того, как её застали в постели с собственным слугой. Брат рассчитывает выдать её замуж.
— Но должно быть, ты не знаешь, что она отказалась от замужества и предпочла уединиться в своём дворце. Возможно, она не столь глупа, как принято утверждать.
Он усмехнулся, и Юлия легонько толкнула его.
— На самом деле этот Гиацинт — её слуга и посланец, и, возможно, она ещё глупее, чем кажется. В королевских покоях всё тайное сразу становится явным. Так вот, Илана слышала, будто он прибыл поздней ночью с секретным сообщением, адресованным Аттиле. Гиацинт привёз ему перстень Гонории с печаткой, а его рассказ изменил все замыслы и планы гуннов. До сих пор Аттилу интересовал Восток, который он нещадно грабил. Но сейчас он собрался в поход на Запад.
Эта новость не поразила меня, и я бы никак не назвал её дурной или тревожной. Аттила уже десять лет завоёвывал мою половину империи, так что можно будет с облегчением вздохнуть, если он устремится в другие края.
— Во всяком случае, это меня не касается. Моё положение связано с политикой Восточного Рима.
— Неужели? И ты думаешь, что вторая половина империи устоит, когда погибнет её сестра?
— Погибнет? Гунны просто совершают набеги...
— А этот гунн — завоеватель мира. Пока Запад крепко держался, Аттила не смел рисковать и не направлял свои войска к Константинополю. И пока Восток платил дань, он довольствовался угрозами и полученным золотом. Но теперь всё меняется на глазах, юный посол. Даже то скромное положение, которое у тебя было как у участника неудавшегося имперского посольства, утратило свою значимость две недели назад, когда до нас дошли новости о смерти восточного императора Феодосия. Он стал жертвой несчастного случая на скачках. И трон достался генералу Маркиану.
— Маркиану?! Он жестокий человек.
— О тебе и вовсе забыли, Ионас. Хризафий, который послал тебя в Хунугури и составил заговор, рассчитывая убить Аттилу, лишился своего поста. Этого потребовала Пульхерия, сестра покойного Феодосия. Ходят слухи, что Маркиан скоро расправится с врагами, начнутся казни, Бигиласа сошлют на галеры, а ты останешься просто дипломатическим недоразумением, не нужным ни одной из сторон. Более того, Маркиан объявил о том, что дни уплаты дани гуннам миновали и больше на север не пошлют ни одного солида. С Персией подписали договор, и войска вернулись в Константинополь. Требования Аттилы зашли слишком далеко.
— Значит, война неизбежна?
Сначала я обрадовался, решив, что сумею воспользоваться этим шансом и освобожусь, но вскоре понял, что Аттила угрожал мне казнью за не столь тяжкое преступление против его империи, и побледнел.
— Да, но с кем? — задал риторический вопрос Зерко, не заметив отчаяния на моем лице. — Говорят, отказ Маркиана платить дань привёл Аттилу в ярость. Его маленькие поросячьи глазки чуть не вылезли из орбит, словно его придушили. Он сжал кулаки и проклинал Маркиана на семи языках.
Кричал как безумный и до того рассвирепел, что упал на пол и катался, пока кровь не хлынула у него из носа на бороду вместе с клочьями пены изо рта, а зубы стали темно-красными. Я не преувеличиваю, ведь Плана всё это видела! Он задыхался, точно рыба на берегу, и свита боялась к нему приблизиться, поскольку придворным известны его приступы бешенства. Аттила кричал, что проучит Восток. Конечно проучит, но как? Он утверждал, что объединит все народы и племена Запада и поведёт покорное ему огромное войско к стенам Константинополя. Не знаю, что это — бравада, бред или хитрый расчёт? По словам Аттилы, его народ всегда побеждал врагов и миру не бывать, пока он не завоюет и Восток и Запад. Но начнёт с Запада.
— Потому что на Востоке императором стал Маркиан?
— Нет, потому что его попросила об этом римская принцесса. И предложение дурочки пришлось ему по вкусу. Евнух подарил Аттиле её кольцо с печаткой и передал, что его госпожа, Гонория, сестра западного императора Валентиниана, умоляет короля гуннов защитить её от происков брата. Аттила воспринял слова посланника как намерение принцессы вступить с ним в брак, а её приданым станет половина Запада, где он будет править. Если ему откажут в этом, гунны объявят войну. Как я уже сказал, и Востоку и Западу.
— Но чего он ждёт? Валентиниан ни за что не согласится со столь нелепым требованием. А Гонория — просто глупая потаскушка.
— Глупая или расчётливая? Порой эти качества совпадают. Разумеется, Валентиниан не согласится, если только не возникнет иная, более страшная угроза, нежели Аттила. И похоже, Евдоксий привёз известие о её существовании. Коварный предатель сделался ключевой фигурой.
— Беглый греческий лекарь?
— Самодовольный смутьян. Он побывал у короля вандалов Гейзериха в Северной Африке, и тот пообещал ему напасть на Западную империю с юга, если Аттила атакует её с севера. А военный союз гуннов и вандалов означает конец Рима.
— Возможно, Аттила безумен, но всё же не так глуп, чтобы выступить в поход на Запад, когда Маркиан угрожает ему на Востоке...
— Подожди, я ещё не всё рассказал. Ты видел франкского принца Клоду?
— Издалека, на приёме и на пиру, как очередного посланца варваров. Я же был рабом у Керки, если помнишь.
— Он не просто посланец. Франки спорили, кто станет править, и трон захватил брат Клоды, Ант. Клода просит Аттилу вернуть ему власть.
Я сел. От масштаба одновременно развернувшихся событий у меня закружилась голова. Максимин советовал мне ждать, полагая, что время и терпение часто решают проблемы в отношениях разных стран. Но теперь ожидание, похоже, лишь усложняло и запутывало их.
— Пророчество, — пробормотал я.