— Сегодня опубликовать вашу книгу будет слишком рано. Слишком в ней много оптимизма и восхищения мирными человеческими страстями. Слишком много… любви! — нашел он наконец определение. — Сегодня, когда нация ведет такую ужасную войну, когда миллионы гибнут на полях сражений, и миллионы еще погибнут, прежде чем достигнут победы, мы все должны слиться в едином порыве ненависти. Понимаете, о чем я? Эта борьба, возможно, приведет нас всех к трагическому концу, мы погибнем или победим… И этому следует учить, а вы, ваша книга учит любить…

Ройтер не нашел что сказать. Но в этом были ведь и свои плюсы. По крайней мере он выполнил обещание. Его просили написать книгу — он написал. И его принял Геббельс.

— На следующий день после того, как война закончится победой, я лично подпишу ее в набор. А пока — будем бороться, бороться, отбросив все мирские соблазны, как это делает фюрер, как это делают вслед за ним его соратники…

Рейхсминистр задумался… в кабинете повисло неловкое молчание…

— Да… — сказал на вдохе он. — Не готовы мы пока любить… Рано еще…

Ройтер чувствовал себя полным идиотом. Что должна была значить последняя фраза, которую сказал этот человек? Кто «мы»? «Мы» — «немцы»? «Мы» — «человечество»? Или просто «мы» — мы двое, обремененные один государственными делами, а другой воинским долгом и приказом? Расставались они, можно даже сказать, по-дружески, проговорив более двух часов. Геббельс пытался вывести его на рассказ о морской войне, спрашивал, нет ли каких-то личных просьб у героя… А какие у него могли быть личные просьбы? Вправить мозги Анне? — Спасибо, сам как-нибудь… Пробить повышение Карлевитцу? — Наверное, все-таки не сюда. Геббельс был известным антисемитом, так что тут еще можно было и самому нарваться. А вот попытаться через связи «нового друга» добиться аудиенции у Редера… — это мысль! И очень благородно. Все только для интересов службы.

Ты уже знаешь: жизнь — это борьба. Кто хочет жить, должен бороться. Наша борьба — здесь, на нашей лодке. Это большое счастье, что мы смогли стать подводниками. И возраст для этого у нас подходящий. И время сейчас — самое подходящее. У моих родных светятся глаза, когда они провожают меня в поход. Кто гордится, кто тайно завидует. «Этот парень выходит завтра, а мы вынуждены остаться». С девушками хуже всего. Вдвое более горько она чувствует в такой час бессилие женского пола, в наивысшие мгновения жизни не имея возможности стоять в моменты между жизнью и смертью плечом к плечу с любимым человеком. Но ничего не поделаешь. Она должна довольствоваться этим.

Иоахим Шепке. «Подводник сегодня»

То, что могло обернуться для Ройтера серьезными проблемами с карьерой, обернулось для него большой удачей. Ведь приобрести преданного друга — это удача. А итальянцы преданные друзья. Они эмоциональны и очень сентиментальны. Северяне — меньше, южане — больше. Джанфранко Гаццана-Прьяроджия был родом с севера. Но даже самый северный итальянский северянин в тысячу раз эмоциональнее самого сумасшедшего шлезвиг-гольштейнца. А ведь было из-за чего. Немцы спасли его дочь. Жители Апеннинского полуострова зачастую любят преувеличивать, но тут опасность была налицо.

Идея атаковать Гибралтар вновь могла прийти в голову только сумасшедшим. Противолодочная оборона в проливе, и без того неслабая, была многократно усилена, и не в последнюю очередь из-за дерзкой акции Ройтера пятью неделями раньше. Но идея была поддержана итальянцем. А два психа — не один псих. Итальянцу удалось доказать своему руководству, что акция будет иметь успех, тем более что самого его новичком считать было ну никак нельзя. Работать парой? Подлодки вообще-то не самолеты. А что, собственно, меняется по сравнению с работой стаей… Тут главное поддерживать связь и до тонкостей обсудить тактику. А это-то как раз было сложнее всего. Ройтер обычно импровизировал. Примерно на 30 градусов от Марбельи (примерно на 3,5 к западу от Гринвича) была обозначена точка, в которой лодки встречались после разведки для согласования действий. На входе в бухту было все, как и раньше. Те же два эсминца, с тем же периодом в час на 15 узлах. Судоходство в бухте стало более интенсивным. Идея была — блокировать фарватер, затопив на нем крупное судно. А лучше не одно.

…В своей речи от 11 сентября Рузвельт наконец лично признал, что отдал приказ об открытии огня по всем кораблям стран оси, и повторил этот приказ. 29 сентября американские патрульные корабли атаковали германскую подводную лодку к востоку от побережья Гренландии с помощью глубинных бомб. 17 октября американский эсминец «Керни», охранявший британский конвой, атаковал германскую подлодку глубинными бомбами, а 6 ноября американские вооруженные силы захватили германское судно «Оденвальд» в нарушение международного законодательства и отконвоировали его в американский порт, заключив под стражу его команду.

Я пропущу, как бессмыслицу, оскорбительные выпады и грубые выражения, сделанные по моему адресу этим так называемым президентом. Особенно бессмысленно то, что он называет меня гангстером; прежде всего, это выражение родилось не в Европе — такие выражения тут не в ходу, — а в Америке. Я не говорю уже о том, что Рузвельт просто-напросто не может меня оскорбить, ибо я считаю, что у него заболевание мозга, так же, как и у его предшественника, Вудро Вильсона. Нам известно, что этот человек, вместе со своими еврейскими покровителями, действовал против Японии таким же образом. Мне нет необходимости подробно говорить об этом.

Методы были теми же самыми. Сначала он подстрекает к войне, затем фальсифицирует ее причины, затем, прикрываясь христианским лицемерием, медленно, но верно ведет человечество к войне, привлекая Господа Бога в свидетели праведности своего нападения, — обычная манера старого масона…

Из речи Канцлера Германии А. Гитлера об объявлении войны США 11 декабря 1941 года.

За трое суток до этого радио принесло воодушевляющую новость. Американский тихоокеанский флот внезапно атакован японцами в месте якорной стоянки на Гавайях и понес большие потери. США в состоянии войны с Германией, теперь хоть, по крайней мере, руки у нас развязаны. Эх, если бы Геринг так же атаковал в 39-м Скапа-Флоу… Ну а мы теперь устроим им тут свой Перл-Харбор.

Ночь. Рассвет. Медленно тянутся минуты. С юго-юго-запада на горизонте показывается точка. По поверхности ходят белые барашки. Скорость ветра 18 узлов. Облачность малая. Черная точка растет, превращаясь в треугольник, в вершине которого трепещет белый бурун.

— Военный корабль, скорость средняя, приближается.

«Да вижу, что приближается». И приближается с очень неудобного угла. Либо он подставится на дистанции, близкой к минимальной для торпедной атаки, либо вообще пройдет за кормой. Эсминец совершает поворот на 30 градусов, увеличивает скорость. Может, что-то услышал? Итальянские лодки, говорят, шумнее немецких. Нет. Уходит на восток. Ага, снова меняет курс… Меняет курс через равные промежутки времени… и все время на одну и ту же величину… Его можно попробовать достать из кормового. Так, данные на карту! Если все будет без изменений, то его можно будет накрыть вот здесь…