– Мазёво! Качество как по ГОСТу!

– А я вот думаю, зря сержант наше самбо охаивал. Когда пистолет отбирают, польза тренировок становится неоспоримой.

Квадратное окошко в двери камеры резко распахнулось. За ним показалось орочье лицо. Глаза надзирателя округлились. Лицо вытянулось. Окошко захлопнулось.

– Чувствую, вломят нам сейчас, брат, за наше самбо прикладами по костям.

– И ведь не докажешь, что черти первыми начали.

– Не то это место, чтоб справедливости здесь искать, – с саркастичной улыбкой вздохнул Мазёвый.

Вопреки ожиданиям, бить их не стали. Пришедший в камеру усиленный конвой, грозя оружием, заставил людей распластаться на полу лицом книзу. Орки долго разглядывали учиненное в камере побоище, допрашивали обалдевшего от страха танкиста, недоверчиво проверяли путы на руках людей. То и дело принимались о чем-то спорить промеж собой. Чувствовалось, что инцидент произвел на зеленокожих сильнейшее впечатление. Под дулами луч-мастеров разведчиков перевели из камеры в темный каменный мешок два на два. Ни шконок, ни умывальника. Из всех удобств зловонная бадья с присохшим к стенкам дерьмом.

– Быстро же мы здесь на карцер напросились.

– Хоть бы руки развязали, скоты! Я уже пальцев не чувствую.

Бойцы уселись на пол, подальше от дурно пахнущего удобства. Долго молчали, глядя в холодную темноту. Заговорили после того, как земля вздрогнула еще раз.

– Ты о бабах думаешь, брат?

– Непрестанно.

– А о побеге?

– Периодически.

– И чего надумал?

– Пока ничего толкового, – вздохнул Мазёвый.

– Такая же херня.

Сложно сказать, сколько времени они просидели в карцере. По их собственным ощущениям, никак не меньше четырех часов. Впрочем, в условиях, далеких от комфорта, пятнадцать минут могут показаться сутками. Тьма, холод, вонь, жесткий камень под задницей и пугающая неясность дальнейшей судьбы – такое сочетание способно здорово исказить субъективное восприятие времени.

Дверь карцера распахнулась, и в прямоугольнике света возник крупный пожилой орк. На его торсе и руках белели старые шрамы от пулевых и осколочных ранений. Матерый ветеран. Его иссиня-черный килт и золотое ожерелье разведчикам ни о чем не говорили, но, судя по тому, как вели себя маячащие за его спиной офицеры, чин у старика был не ниже генеральского. Он с интересом окинул взглядом землян, щурящихся от бьющего из коридора света. Улыбнулся уголками губ. Негромко задал вопрос, обращаясь к кому-то у себя за спиной. Выслушав ответ, улыбнулся еще шире. Указал рукой на разведчиков и что-то сказал. Ему возразили из-за спины. Старик обернулся и взглядом пришпилил возразившего к полу. Мазёвый видел, что у офицера в прямом смысле коленки начали подгибаться. Старик повторил сказанное ранее и вновь посмотрел на разведчиков. Теперь в выражении его лица отчетливо просматривался намек на уважение к пленникам.

– Вы это, – начал Мазёвый, – или казните нас уже, или пожрать дайте.

– И развязать было бы неплохо, – присовокупил Че.

Разведчики, конечно, не надеялись, что их слова будут поняты. Поэтому свою речь они подкрепляли усиленной работой мысли в расчете на телепатию храмовников. Старик рассмеялся, отдал еще один короткий приказ своим офицерам и ушел. После этого положение землян поменялось кардинально. Их перевели в нормальную пустующую камеру и добросовестно оказали помощь по медицинской части. Сменили повязки на старых ранах и ожогах. Свежие синяки и ссадины смазали пахучим ярко-оранжевым бальзамом. Че Паеву заштопали обрубки пальцев на левой руке и грамотно забинтовали. Напоследок обоим вкололи антибиотики и обезболивающие. Со стороны оказание медицинской помощи выглядело странно, если не смешно. Пока двое зеленокожих офицеров возились с бальзамами и бинтами, еще четверо непрерывно держали землян на прицеле.

– Боятся они нас, – самодовольно констатировал Че Паев.

– Не то слово, брат.

– А я вот думаю, про которые из наших подвигов им доподлинно все известно?

– Да почитай про все.

– Думаешь? – усомнился Че.

– Уверен. Ты вспомни, как нас в плен брали. По мелочам размениваться не стали. Сразу из артиллерии ударили. Я считаю, храмовники за нами дня два охотились. С того самого момента, как мы сортир взорвали. Только вычислить наш следующий шаг для них было нереально. Мы и сами толком не знали, куда идем. Шарахались из стороны в сторону самым непредсказуемым манером. Они нас в одном месте караулят, а мы в другом с гранатами наголо выскакиваем. Не зря ихний генерал так нас разглядывал. Орки до сих пор в сомнениях и шоке от того, что три человека в их хозяйстве столько разных бед наворотили.

– Четыре, – поправил Че.

– Из тех орков, которые Клюва видели, не выжил ни один, – возразил Мазёвый. – Так что в их понимании нас было всего трое. Ты, я да Кумар покойник. Если и была у орков какая неуверенность относительно наших разрушительных способностей, драка с заключенными ее целиком развеяла. Теперь мы для них военные преступники за номером один. Скверные дела наши, брат.

– Н-да, – кисло протянул Че. – Бдительность они теперь не ослабят.

– Вот и я о том.

Через окошко в камеру передали обед в пластиковой посуде. Черно-серая каша в глубоких мисках и бурый полупрозрачный напиток в высоких стаканах. Вместо вилок сдвоенные пластиковые крючки.

– Шнапс! – изумленно воскликнул Че, хлебнув из своего стакана. Недоверчиво принюхался к напитку. Отхлебнул еще чуток. Посмаковал. – Ей-ей, шнапс! Градусов шестьдесят, и вкус приятный!

Мазёвый тоже попробовал напиток. Удивленно вскинул брови.

– Хорошая вещь. Привет от генерала, как мне думается.

– С чего бы вдруг?

– Как людей он нас, ясный пень, ненавидит, а вот как военных – уважает, и даже очень. Потому что сам такой же, – пояснил Мазёвый.

– Ну-у, большое ему человеческое спасибо. Знает старик, как солдата уважить.

– Помянем братцев, которых потеряли: Клюв, Сержант, Кумар.

– Земля вам пухом, – протяжно вздохнул Че.

– До встречи в следующей жизни, – серьезно добавил Мазёвый и ополовинил свой стакан.

Не спеша закусили.

– А ведь это та самая каша из черных банок, – сказал Мазёвый, тыча сдвоенным крючком в миску. Столовый прибор казался непривычным, но в целом функционировал не хуже нормальной вилки. – Вроде гречки со шкварками. Вот бы Клюв порадовался! Нравился ему этот хавчик.

Че тоскливо шмыгнул носом.

– Хватит про Клюва, – попросил он. – Я когда думаю, что нас всего двое осталось, у меня кусок в горло не лезет.

– Выпьем, брат! – сказал Мазёвый, борясь с подступившей слезой.

Один день до краха Вселенной.