* * *

Через час за мной заходит сам Эмин и, молча кивнув на выход, уходит, заставляя следовать за ним по темному коридору.

Я не знаю сколько сейчас точно времени, не понимаю, что будет дальше.

Осознав, что отмазаться от танца не получится, решаю если что воспользоваться советом Лили и упасть в обморок. К тому же даже играть сильно не придется – мне на самом деле так плохо, что я буквально валюсь с ног.

Может быть там есть окно или какой-то черный ход? Маловероятно, но нужно знать наверняка.

– Почему вы это делаете… – произношу, даже не надеясь на ответ. Эмин бросает на меня косой безразличный взгляд. – Уверена, что полно девушек, которые готовы выполнять эту... работу добровольно.

– Здесь все всё делают добровольно. Не вижу на тебе кандалы, – я впервые слышу его голос: он красивый и низкий, и не злой. Скорее равнодушный, как он сам. – Ты привыкнешь.

– Эмин, пожалуйста! – торможу и, набравшись невиданной смелости, хватаю его за рукав черной рубашки. Он не выдергивает руку и вообще никак не реагирует, но смотрит на сжатую в моем кулаке ткань так, что снова вдоль позвоночника бегут мурашки животного страха. – Помоги мне! Ты не такой как они, я знаю. Я заплачу́! Сколько скажешь. Только выведи меня отсюда и отправь обратно домой. Умоляю тебя! Ты можешь, я знаю!

Он отводит взгляд от моей руки, и я отцепляюсь интуитивно. Так же уповая на голую интуицию отхожу на два шага назад.

Мне страшно. Страшно до умопомрачения. Не Гюрхан с его угрозами и не Таркан с кулаками страшен. А он. Молчаливый, но такой опасный Эмин.

– Ты права, я не такой как они, – спустя вечность молчания произносит он. – Я гораздо хуже, – и коротко кивает на черную плотную занавеску. – Иди, он ждет.

У меня нет выбора. Я в ловушке и мне противно от своей покорности, но другого выхода нет.

Я что-нибудь придумаю, обязательно. Но не позволю к себе даже пальцем притронуться! Буду кусаться, биться, драться. Выцарапаю ему глаза, если нужно.

Пусть меня потом убьют. Пусть! Уж лучше так…

Отодвигаю тяжелую занавеску и захожу внутрь крошечного помещения. Здесь так же темно, как и в коридоре, единственный прожектор светит на центр танцпола с хромированным шестом посередине. Воздух густой, тягучий, моментально кружится голова.

Я знаю, что он где-то здесь, но на красном кожаном диване никого нет. А потом ощущаю за спиной колебание воздуха. Едва уловимое. Кто-то делает шаг, и на мой рот ложится мужская ладонь.

Часть 34

– Только не кричи! Пожалуйста! Не кричи! Это я!

Шепчет Дамиан, и пусть он предал меня, пусть разбил сердце, но здесь, в этой далекой стране и ужасном месте родной тембр из моей прошлой, нормальной и такой привычной жизни, в прямом смысле вызывает слезы облегчения.

Он здесь. Он приехал. Он меня спасет.

Остальное сейчас так неважно.

– Я отпущу руку, но не подавай вида, что знаешь меня, – продолжает шептать он, опаляя кожу уха горячим дыханием. – Я не уверен, есть ли здесь какая-то прослушка, но камер нет точно. Не подавай вида, это очень важно! Не реагируй. Поняла?

Киваю, и он медленно отпускает руку.

Я оборачиваюсь и вижу такое родное осунувшееся лицо, и то ли виноват свет, то ли действительно под глазами залегли огромные темные круги.

Я рада видеть его… но так больно. Воспоминания об увиденном накатывают со страшной силой. И становится так жалко себя…

– Я чуть с ума не сошел, в прямом смысле. Наконец-то я тебя отыскал, – берет мое лицо в свои руки и пытается поцеловать, но я отворачиваясь, подставляя его губам мокрую от слез щеку. – Я все знаю. И знаю, что ты обо мне думаешь, но все было совсем не так. Я клянусь тебе. Все было не так!

– За что ты ты со мной? – шепчу, захлебываясь в слезах. – Просто за что?

– Я все расскажу тебе, обязательно, но не теперь. Нет времени. Сделай, что я тебя сейчас попрошу, хорошо? Просто сделай, все объяснения потом, – заводит руки за спину и стягивает черную толстовку, под которой прячется простая тоже черная футболка. – Надень это.

– Зачем?

– Прошу тебя! Счет идет на секунды.

Надеваю его толстовку и знакомый запах со страшной силой бьет по рецепторам. Хочется броситься ему на шею, забыть все, закрыть глаза, простить… Но это все эмоции, которым я запрещаю вырываться наружу.

– Что с твоим лицом? – он в прямом смысле в шоке. Видимо, когда он касался моей кожи, стер штукатурку и обзору открылся уродливый синяк. – Они били тебя?

Я молчу.

– Кто именно это сделал? Кто из них?

– Как ты узнал, что я здесь? – голос хмурый и бесцветный, как небо в конце ноября.

– Я видел все, что произошло тем вечером. Видел, как он выносил тебя из дома на руках.

– Видел? Но как?

– Я подключил наружную камеру видеонаблюдения. Чтобы тебе было спокойнее, ведь кто-то ошивался же тогда возле дома. Она была всегда установлена, но не работала. Я ее подключил и просто забыл тебе об этом сказать. Вылетело из головы, – и снова переключается на мой синяк, мягко трогает его подушечками пальцев. – Очень больно?

– Здесь – почти нет. Вот здесь гораздо больнее, – прислоняю сжатую в кулак руку к груди.

– Прости меня. Все это только из-за меня! Это я во всем виноват, – заключает мою ладонь в свою и осыпает запястье мелкими поцелуями. И тут происходит что-то невообразимое: музыка, играющая глухим фоном замолкает, раздаются крики, топот ног, женский визг, даже, кажется, выстрелы.

– Пора! Накинь капюшон! – и, крепко схватив меня за руку, выводит наружу.

Идем мы быстро, полубегом, сердце стучит где-то в самом горле. Навстречу с криками несутся полуголые девочки и нас даже не замечают. Правда, не все…

Цепкая ладошка хватает меня за предплечье и тянет на себя. Лиля.

– Виола, облава! Там они, с автоматами. Я не понимаю, что произошло, такое впервые! Кажется, кто-то пожаловался на клуб или что-то типа того. И это странно, ведь у Гюрхана все схвачено, везде свои люди. А… это кто? – переводит взгляд на Дамиана.

–