– Вот в этих коробках ваши вещи, – сказал мужчина, кивнув в угол площадки. – Не беспокойтесь, мы ничего вашего не взяли. Надеюсь, что мы с вами больше не увидимся.

Получив разрешение на просмотр уголовного дела Покровского, Дмитрий Степанов тотчас же отправился в здание архива. Начальник отдела – высокий костлявый майор – вынес ему дело под номером «С-543» в потертой обложке.

Уже первая страница приподнесла сюрприз, заставивший Степанова несказанно удивиться: оказывается, Савин (он же Покровский) угодил в тюрьму за попытку изнасилования. В среде уголовников изнасилование весьма презираемая статья. Правда, смущала довольно странная формулировка: попытка… Получается, что как такового изнасилования не было, а случилось всего лишь какое-то туманное устремление. Под такую нелепую статью можно подвести восемьдесят процентов мужиков, причем оставшиеся двадцать должны быть импотентами. В какой-то степени подобное определение является хорошей дубинкой против всякого нормального мужика. А у такого колоритного, как Покровский, донжуанский список должен составлять не менее сотни женщин, и вряд ли он станет добиваться какого-то сомнительного расположения, имея целый ворох любовниц.

Что-то здесь было не так…

Интересно, а что это за женщина, из-за которой он получил срок?

Перевернув страницу, Степанов невольно напрягся. Со страниц дела на него смотрело строгое девичье лицо с тонкими подведенными бровями. Узкое личико с пышными пшеничными волосами за спиной. Степанов невольно наморщил лоб: где же он видел эту красотулю? Причем совершенно недавно. И тут он вспомнил! Ну, конечно же, эта была секретарша Шевцова Анна Елизарова. Очень красивая девушка. Правда, на этой фотографии она молоденькая, ей едва исполнилось восемнадцать лет. Прошло пять лет, значит, сейчас ей двадцать три.

Вот оно как повернулось.

А где же отбывал срок Покровский? Перевернув несколько страниц, он увидел вклеенные листочки, на одном из которых было написано, что после задержания Назар Савин пребывал в Серпуховском следственном изоляторе, или по-простому в Серпах.

У людей с такими статьями, какая имелась у Савина, на зоне весьма незавидная будущность. Одно дело, если ты вышел с кистенем на большую дорогу, чтобы проявить молодецкую удаль, и вместо ожидаемой поклажи можешь получить пулю в лицо. И совсем другое дело взламывать «мохнатый сейф», где отсутствует опасность и нет разудалого куража, а самое большее, что можешь заполучить, так это расцарапанную спину. Спрос с таких «гусаров» большой, а потому значительная их часть после недолгого толковища отправляется под нары.

У Покровского судьба складывалась иначе: весь свой срок он отбывал мужиком, его не тронули, не опустили в касту отверженных. А следовательно, разобрались как должно. На толковище выслушали его аргументы, справедливо решив, что произошедшее было не что иное, как милицейская подстава.

И вот сейчас он вернулся, чтобы отомстить.

– Пригодилось? – заинтересованно спросил майор, когда Степанов вернул дело.

Начальника архива тоже можно было понять, каждому хочется верить, что занимаешься чем-то настоящим, даже если глотаешь пыль в затхлых помещениях.

– Пригодилось, – уверил Степанов, не пожелав вдаваться в подробности, и, попрощавшись, вышел.

* * *

Семен Шевцов выглядел скверно: лицо опухшее, под глазами большие мешки, кожа пожухла и собралась книзу мелкими морщинами, на белках глаз отчетливо проступали красные прожилки. Да и одет он был без прежнего лоска: такое впечатление, что его гардероб был десятилетней давности. А на отвороте рубашки и вовсе непорядок – затертый след от соуса.

Видно, события последних дней не прошли для него бесследно. На столе в больших тарелках лежало два вида салата: один оливье, а другой из огурцов и помидоров, приправленных сметаной. С краю еще две тарелки, правда, пустые, судя по масляным пятнам, в них лежала консервированная рыба в масле. В плетеной вазочке два ссохшихся куска хлеба, один из которых был надкусан. А в центре, будто бы королева среди толпы нищих, возвышалась бутылка с дорогим француз-ским коньяком. Именно к ней и прикладывался Шевцов, отпуская отдельные реплики по поводу качества.

– Хорош коньячок! До самого стержня пробирает.

Вадим Петляков лишь хмурился и помалкивал. К Шевцову он приехал не для того, чтобы слушать похвалы французским производителям, и совсем не затем, чтобы, нервно поскрипывая на стуле, терять время. Он был вызван на серьезный разговор, который, судя по пьяным глазам Шевцова, оттягивался на неопределенный срок.

Вчера Вадим наведался в больницу к Анне. Состояние у нее было тяжелое, но стабильное. Врачи надеялись на благоприятный исход, во всяком случае, операция была проведена успешно, и если не будет никаких осложнений, то девушка выкарабкается. Его даже ненадолго впустили к ней в палату. Узнав Вадима, она отвернулась. Навязывать ей свое общество он не стал. Пожелав ей скорейшего выздоровления, вышел в коридор.

И вообще последние сутки принесли ему немало неприятных сюрпризов и разочарований, один из которых – грязный костюм Шевцова и его замасленная рубашка. Видно было, что он просто махнул рукой на свою внешность.

Непонятно почему, но столь быстрое падение генерального директора очень его разочаровало. Человек, державший в руках такие колоссальные деньги и управляющий столь могучей производ-ственной машиной, просто обязан иметь крепкие нервы.

Выпив очередную рюмку, Шевцов сладенько поморщился. Неторопливо поддел вилкой помятую помидорку со сморщенной кожицей и бережно уложил ее в рот.

– Вот гляжу на тебя, Вадим, и вижу, что ты все хмуришься. Не нравится тебе мое поведение. – Вздохнув, добавил: – Что тут сказать… Мне и самому не нравится. Таким я был ровно восемь лет назад, когда расстался… – Махнув рукой, добавил: – Впрочем, тебе это знать ни к чему… А то, что ты хмуришься, это хорошо! Значит, врать не умеешь. Другой на твоем месте делал бы довольную физиономию от близкого присутствия начальства… Вид мой не нравится… Вот сидишь ты здесь и думаешь: какого хрена он меня вызвал? Ему лясы, что ли, не с кем поточить? – Шевцов налил очередную рюмку. Тоненькой коричневой струйкой жидкость стекла по ее поверхности, оставив на белой, усыпанной хлебными крошками скатерти темное пятно. – А если я тебе скажу, что не с кем? Что ты единственный человек, которому я доверяю, тогда что?

– Семен Валентинович, – не выдержав, горячо заговорил Петляков, – у меня сегодня действительно масса дел.

Подняв рюмку, Шевцов некоторое время держал ее в подрагивающих пальцах, и Вадим с горечью наблюдал за тем, как коньяк пачкал его ладонь.

– Хочешь знать, зачем я тебя вызвал?

– Хотелось бы услышать.

– Сегодня я получил вот такую бумагу, – протянул он вскрытый конверт. – Прочитай. И скажи мне, что ты думаешь по этому поводу.

Вытряхнув из конверта небольшой узкий листочек бумаги, сложенный вчетверо, Петляков неторопливо развернул его и прочитал: «Верни то, что должен».