Она открыла маме тайну.

Наконец-то!

И Мэлори, вопреки ожиданиям, даже гордится ей! Олимпия и не рассчитывала, что Мэлори так хорошо воспримет ее секрет. Особенно учитывая обстоятельства. Именно эти обстоятельства и вызвали бурю чувств в душе Олимпии.

Том и Гари – вот что ее волнует.

Времени прошло немного, и Том вряд ли успел сотворить что-то непоправимое. А они уже в пути. Если бы он пропал много лет назад и его имя обнаружилось среди выживших в Индиан-Ривер – самом небезопасном городе на свете, – тогда беда. Но все не так плохо. Том рядом. Да, они потеряли его из виду. И все же он недалеко.

И вряд ли жители Индиан-Ривер сразу посвятят Тома в свои рискованные затеи – им нужно время его узнать.

С другой стороны, бывает всякое… Вдруг Том зашел в здание, где сидит пойманная тварь? Если это, конечно, не выдумки. Вообще Олимпия не верит в историю с поимкой. Она видела тварей. Смотрела на них с самого детства. И очень сомневается, что их можно лишить свободы.

– Сюда! – Она хватает маму за руку и направляет в обход – на пути мертвое тело.

Старик. Лет сто – не меньше. В нескольких метрах стоит палатка. Наверное, он в ней жил. Следов насилия нет.

«Вероятно, умер от старости», – думает Олимпия, однако вслух ничего не говорит.

Сейчас не самый подходящий момент. А когда наступит подходящий? В том-то и дело, что никогда!

– Ты видишь его? – спрашивает Мэлори.

Это она про Тома. Олимпия возвращается мыслями к брату.

Том сошел с поезда. Плохо… Очень плохо!

– Нет, но мы недалеко, – отвечает она.

– Как долго? – спрашивает Мэлори, задыхаясь от быстрой ходьбы.

Олимпия знает, о чем она теперь спрашивает.

– С шести лет, – отвечает она.

Да. Это случилось в школе для слепых. Она ясно помнит первый раз, словно это было вчера. Рик – тот самый мужчина, который позвонил маме по телефону в ночь, когда родились они с Томом, – попросил принести со склада корзину с материалами. «Складом» называли один из классов, обычную комнату с кирпичными стенами. Олимпия тогда почти обжилась в школе, считала ее домом. На «складе» хранились бумага, ножницы, строительные инструменты, стремянки и прочие припасы. Олимпия была рада поручению. Рик спросил:

– Принесешь мне со склада корзинку? Ты ведь уже большая девочка? Справишься?

Олимпия просияла. Пусть Рик и не видит ее улыбки (как и большинство обитателей школы, он никогда не увидит ее лица), Олимпия была счастлива, что к ней обратились. Рада помочь.

А по пути, в дальнем конце коридора, она увидела ее. Олимпии было всего шесть лет, однако она сразу поняла, что это и есть тварь. То самое существо, которого мама велела бояться. Почему-то она рассматривала его, и с ней ничего не происходило. Да, она испугалась. Но и только. И страх был самый обыкновенный. Когда мама сказала, что они поплывут по неизвестной реке, было еще страшнее.

И самое главное – Олимпия не чувствовала себя сумасшедшей. Совсем. Может быть, она слишком мала, чтобы заметить признаки безумия? Впрочем, она была достаточно большой, чтобы мыслить логически.

И больше всего она боялась, что тварь заметит кто-то еще. Зайдет в коридор, сойдет с ума и всех убьет. Мэлори рассказывала, как это бывает.

Зашла Анетт.

Рыжая женщина, которая притворялась слепой. Она давно удивляла Олимпию. Однажды ночью Олимпия незаметно выскользнула из классной комнаты, которая служила им спальней, и отправилась в туалет без мамы. Сидя в кабинке, услышала, как кто-то зашел. Видимо тоже прокрался тайком. Уже тогда у Олимпии был маленький секрет, однако она и не подозревала, какие страшные тайны ей вскоре придется хранить. Чиркнула спичка, кромешный мрак туалетной комнаты слегка рассеялся. Олимпия выглянула в щелку и увидела, что перед зеркалом стоит женщина со свечой и смотрит на свое отражение.

Это была Анетт. Слепая Анетт смотрелась в зеркало.

Олимпия сначала удивилась: зачем Анетт притворяется? А потом догадалась: чтобы ее не трогали. Оставили в покое. Все зрячие потенциально опасны, и Анетт просто отводит от себя подозрение. Даже Мэлори безбоязненно с ней общается. А это дорогого стоит. Мама учила их правилам «нового мира». Говорила: «Чем незаметней, тем лучше». И Олимпия потом часто думала, что и Анетт, наверное, учили быть незаметной.

В мире, где у людей нет личных вещей и пространства, тайны ценятся на вес золота.

Отражение Анетт выступало из мрака в колеблющемся свете. Сердце у Олимпии колотилось. Она впервые увидела ее глаза – Анетт с удовольствием разглядывала свое отражение, будучи уверенной, что она совершенно одна и может перестать притворяться.

А потом Анетт увидела Олимпию.

Олимпия хотела вскрикнуть, начать уговаривать: «Нет-нет! Пожалуйста, не волнуйтесь! Я никому не скажу, что вы зрячая! Честное-пречестное слово!»

Анетт молча смотрела на нее в зеркале. Потом задула свечу. Лицо мгновенно потонуло во мраке, в воздухе повис дымок.

Олимпия замерла. Анетт тоже не шевелилась. И обе они неподвижно стояли в темноте, как показалось Олимпии, целую вечность.

Услышав шаги, девочка приготовилась к худшему. Сейчас дверь захрустит под ударами. Или еще страшнее – со скрипом откроется, и Анетт просунет в кабинку морщинистую руку (Анетт была гораздо старше Мэлори), чтобы нащупать в темноте того, кто узнал ее тайну.

Но Анетт не пришла. Наоборот, ее босые ноги прошлепали к выходу. Когда за ней захлопнулась дверь, Олимпия еще долго сидела неподвижно.

А несколько месяцев спустя встретила Анетт в коридоре, по пути на склад за корзиной для Рика.

– Не смотрите! В конце коридора тварь! – предупредила она Анетт, как только та показалась из-за угла.

Анетт была в бледно-голубом халате, рыжие волосы свободно спадали на плечи.

– Я не смотрю! – возмутилась Анетт. – Я слепа!

– Да, конечно… – сказала Олимпия.

Она не знала, что еще сказать. И к тому же она впервые увидела тварь. Ей даже показалось, что странно называть это существо, мнущееся в уголке, таким грубым словом.

И тут Анетт посмотрела…

С тех пор прошло много лет, Олимпия выросла и ведет Мэлори в Индиан-Ривер. Ее раздирают чувства: тревога за сбежавшего брата, вина перед мамой, которая узнала ее тайну. И даже сейчас она не перестает удивляться, все эти годы ее мучает вопрос: зачем Анетт посмотрела, когда ей сказали не смотреть?

Все еще обижалась на Олимпию за случай в туалете? Или просто устала от нового мира, где все подряд отдают ей приказы, даже дети?

А может – Олимпия склоняется к этой теории, – ей просто стало любопытно?

Олимпия рассказывает историю про Анетт матери. Однако ясности не прибавляется. Мэлори не выдвигает никаких гипотез. Мама думает только о Томе.