– Прием – не прием. Морда уже шире, чем у барина была, оглоед! – хлопнув дверью, посетительница вышла.

Председатель сельсовета знал меня в лицо. Мы вытаскивали его на встречу вместе со Стасовым, когда прорабатывали вопросы контроля за Проводником и передачи его сообщений.

– От Порфирия сигналы были? К нему кто-то приходил? – спросил я.

– Он неделю по своим лесам шарился. Вчера только вернулся. Гостей у него не было. А то я бы сообщил. Вон, телефон выделили, – с гордостью показал он на черный телефонный аппарат.

– Один он, говоришь?

– Один. Я у него утром был.

– Пойду-ка я его проведаю, – я с кряхтеньем поднялся со стула. – Дела тут у нас, председатель, жаркие намечаются. Будь готов ко всему.

– Так мы как пионеры. Всегда готовы, – кисло улыбнулся председатель, которому вовсе не хотелось геройствовать, а хотелось решать вопросы с выпасами и пашнями, скандалить с односельчанами и с боем и криком решать их многочисленные проблемы.

Взяв под мышку папочку, я размеренной походкой направился в сторону дома Проводника. Чинно здоровался со всеми встречными – тут так принято. Пару раз мне даже поклонились, сняв шапку.

– Хозяин, открывай! С области по твою душу, – радостно крикнул я, остановившись перед нужным забором.

Толкнул калитку. Зашел на территорию. Поднялся по ступенькам. Толкнул дверь и шагнул за порог.

– Порфирий Порфирьевич, вы где? – крикнул я.

А потом сознание ушло куда-то на периферию, и включились наработанные за всю мою беспокойную жизнь рефлексы. Шаг назад – и пуля проходит в сантиметре от моего носа, впивается в отштукатуренною стену, выбивая кусок.

Я кинулся вперед, определив, что лупят в меня из пистолета, скорее всего, «вальтера», через дверной проем. Противник в соседней комнате. Достать оружие я не успевал. Вся надежда была на то, чтобы сократить дистанцию со стрелком и войти в силовой контакт.

Еще один выстрел – и нет часов с кукушкой на стене. А я пока есть. И живой.

Вот он, высокий силуэт в проеме. Он шагнул вперед и обрисовался в свете, идущем от узкого окошка. Ревизор! Он, змеюка!

Каким-то чудом я подцепил ногой стул и отправил его вперед. Конечно, противник не был снесен могучим ураганом, а лишь на миг отступил, зато и третья пуля не нашла свою цель.

Ревизор замешкался и дал возможность сблизиться с ним.

Широким махом, как учили, я хлестнул его кистью руки, расслабленно, как рубил когда-то шашкой. И пистолет отлетел в сторону.

Тут же я получил страшный удар в живот. Да, бить Ревизор умел. Бычья силища.

Потом он меня схватил за горло – любимый его прием. Если сжать умело и сильно, сразу пережать сонную артерию, из человека улетает сознание, а потом можно и додавить спокойно, с удовольствием и тщанием. Сжимал, зараза, шею так, что окружающий меня мир тут же загудел и стал отдаляться. Уж на что я человек не слабый, но эти клещи были стальными.

Из последних сил я подался вперед и резко ударил противника ладонями по ушам. Ревизор вскрикнул, отпустил меня и отступил на шаг. И взревел от животной ярости, намекая, что сейчас порвет меня на клочки.

В глазах у меня плыло, дышал с трудом. Но тело действовало. Со всей дури костяшками пальцев я врезал противнику в горло. Хороший отточенный удар, он сбивает с ног любых верзил.

Ревизор исключением не стал. Рухнул как подкошенный… Дернулся несколько раз, прохрипел что-то, глядя на меня безумными глазами. И замер.

Я закашлялся, вздохнул поглубже. Огляделся. Из угла комнаты на меня обезумевшими от страха глазами пялился Проводник. Жив – уже хорошо. Не до него пока.

Ткнул Ревизора носком сапога. Тело не реагировало. Только судорога по нему шла. Нагнулся, пощупал пульс.

Это ж надо! Перестарался! И сейчас черти потащат черную душу Ревизора в ад. Тут уж никаких сомнений.

Я встал, покачиваясь, посмотрел на Проводника.

– Он перед тобой пришел, – просипел тот. – Хотел, чтобы я его за погранполосу вывел. Сказал, что только мне верит.

– А чего он на меня накинулся?

– Увидел в окно, как ты идешь. О, говорит, чекист пожаловал. И на меня зло так зыркает – мол, с тобой разговор потом будет. И как ты вошел, так сразу шмалять и принялся, как дурной какой… Сдох боров?

– Сдох.

Проводник перекрестился. Потом сплюнул.

Как же Ревизор меня распознал? Если на каждого встречного бросаться, долго на такой работе не протянешь. Он был уверен, что я чекист, хотя вроде без формы и на лбу не написано.

Вдруг мелькнула мысль. Вот оно! Скорее всего, через его руки прошла моя фотография, когда давали распоряжение звену Шахтера о моей ликвидации. И ведь узнал, поганец. Глаз наметан. И в решимости не откажешь. Наверняка не был уверен на сто процентов, что перед ним чекист. Но прикинул, что на небесах разберутся, кто есть кто, а его дело знай дави на спусковой крючок.

На пороге появился Фадей, запыхавшийся, с округлившимися глазами, в руке револьвер.

– Припозднился, – усмехнулся я. – Не суетись. Я уже отработал.

– Ревизор? – кивнул Фадей на тело.

– Он, зараза… И теперь вопрос – что нам с ним делать?

– Использовать по назначению, – недобро улыбнулся Фадей…

Лесную тишину разорвал винтовочный выстрел. Потом еще один.

Из винтовки я всадил две пули прямо в тело Ревизора.

Нет, это было не глумление над павшим в бою врагом. Так было надо.

В лесу темно, как в погребе, ничего не видно за пределами луча, исходящего от моего фонарика. Луна спряталась. Но Пониделко был хорошим проводником. И довел нас до цели.

Скоро рассвет. И лесные страхи отступят до следующей ночи.

Вообще, со стороны все это смотрелось чудовищно. Группа мутных личностей таскает ночью в лесу приграничного района тело без признаков жизни. Потом расстреливает его.

Ну что поделаешь. Это все очередной спектакль. Жутковатенький и ирреальный, конечно, как повести известного немецкого писателя-мистика Гофмана. Но мы только такие и разыгрываем.

– Сделано! – отмечаю я.

– Ждем! – говорит Фадей.

Вот уже и рассвет. И слышится звуковой сигнал – крик неведомой мне ночной птицы. Отлично. Они пришли. И мы можем сниматься с места…

Тем же вечером я и Фадей пили чай в кабинете у начальника УНКВД. Тот уже не занудствовал, а сиял, как начищенный самовар. Ну что же, удачно проделанная работа воодушевляет, от нее будто крылья вырастают.

Стасов в подробностях доложил о своих действиях. И подытожил бодренько:

– Все как задумано.